На заре президентского срока Трампа ситуация всем была очевидна: эти трое боролись за власть в Белом доме, причем каждый из них рассчитывал стать реальным главой аппарата – реальной силой за троном Трампа. Само собой, не стоило забывать и о самом Трампе, который ни с кем не желал делиться властью.

Под этот перекрестный огонь и попала 32-летняя Кэти Уолш.

* * *

Будучи заместителем главы аппарата Белого дома, Уолш, как ей самой казалось, воплощала собой определенный республиканский идеал: добросовестная, энергичная, организованная, работоспособная. Истинная бюрократка, хорошенькая, но постоянно угрюмая, Уолш была прекрасным примером профессионального политика, для которого компетентность и организационные навыки превыше идеологии. (К примеру: “Я бы предпочла состоять в организации с четкой иерархической структурой, позиции которой я не разделяю, чем состоять в хаотичной организации, которая лучше отражает мои взгляды”.) Уолш была представителем истеблишмента – порождением вашингтонского “болота”. Она умела ставить акцент на целях истеблишмента, координировать персонал истеблишмента и распределять ресурсы истеблишмента. Она считала, что сама из тех, кто может взять и сделать что угодно. И не терпела глупостей.

“Всякий раз, когда кто-то приходит на встречу с президентом, сперва должно случиться шестьдесят пять вещей, – перечисляла она. – Нужно выяснить, какого министра предупредить о госте; с кем из людей из Конгресса связаться для консультации; президенту нужен аналитический брифинг, так что надо узнать, кто его проведет, созвать всех нужных членов аппарата, а еще при этом проверить самого парня… Затем надо передать информацию в отдел коммуникаций и выяснить, национального уровня новость или регионального, будут ли авторские колонки, пойдет ли это на национальное телевидение… и это до того, как приступить к политическим вопросам или связям с общественностью… Всем, кто встречается с президентом, необходимо объяснить, почему с ним не встречаются все остальные, иначе они зайдут и обольют грязью последнего, кто приходил…”

Уолш была воплощением того, какой должна быть политика – или какой она была раньше, когда она представляла собой бизнес, который поддерживал, обеспечивал и облагораживал профессиональный политический класс. Суть политики в порядке и умеренности – это подчеркивается однообразием унылого вашингтонского стиля одежды. Блеск уходит. Все остальное остается.

Окончив женскую католическую школу в Сент-Луисе (бриллиантовый крестик и сейчас висит у нее на шее) и поработав волонтером в нескольких местных политических кампаниях, Уолш поступила в Университет Джорджа Вашингтона – стоит отметить, что колледжи в районе Вашингтона поставляют самое большое количество талантов в “болото” (государственная служба не для выпускников Лиги плюща). Большинство государственных и политических организаций управляется не теми, у кого степень магистра бизнеса, а молодыми людьми, которых выделяет лишь серьезность намерений, идеалистические представления о государственном секторе и огромные амбиции. (Аномалия республиканской политики заключается в том, что молодые люди, мотивированные на работу в государственном секторе, в итоге работают над тем, чтобы сократить государственный сектор.) Продвижение по карьерной лестнице обусловливается тем, насколько хорошо ты учишься на работе и насколько хорошо находишь общий язык с остальным “болотом”, играя по его правилам. В 2008 году Уолш стала региональным финансовым директором штаба Маккейна на Среднем Западе – она имела диплом по маркетингу и финансам, а потому ей доверили чековую книжку. После этого она работала заместителем финансового директора Национального республиканского сенатского комитета, заместителем финансового директора, а затем и финансовым директором Национального комитета Республиканской партии и, наконец, до Белого дома, главой аппарата НКРП, председателем которого был Райнс Прибус.

Оглядываясь назад, можно предположить, что ключевым моментом в спасении кампании Трампа был не столько приход Мерсера и привлечение в середине августа Бэннона и Конуэй, сколько признание, что незатейливая и по-прежнему преимущественно мужская организация зависит от милости НКРП. НКРП работал с избирателями на местах и располагал информационной инфраструктурой. Обычно избирательные штабы не доверяли национальному комитету, связываться с которым было весьма рискованно, однако штаб Трампа предпочел не тратить деньги на строительство собственной инфраструктуры, сочтя такие инвестиции неоправданными. В конце августа Бэннон и Конуэй, заручившись одобрением Кушнера, заключили сделку с “болотным” НКРП, хотя Трамп и продолжал настаивать, что до этого они прекрасно справлялись без НКРП, так зачем ползти к нему сейчас?

Уолш почти сразу превратилась в ключевую фигуру кампании. Преданная своему делу, способная организовать что угодно, она стала стабилизатором власти – человеком, без которого способно обойтись лишь крайне малое количество организаций. Осуществляя коммуникацию между штаб-квартирой НКРП в Вашингтоне и Башней Трампа, она стала квартирмейстером избирательного штаба, обеспечив его национальными политическими ресурсами.

Если действия самого Трампа в последние месяцы гонки и при смене власти часто становились дестабилизирующим фактором, его штаб, отчасти потому что у него не осталось иного варианта, кроме плавной интеграции с НКРП, был гораздо более эффективной и сплоченной организацией, чем, скажем, избирательный штаб Хиллари Клинтон, которой был доступен значительно больший объем ресурсов. Перед лицом катастрофы и кажущегося неизбежным унижения сотрудники штаба Трампа наконец сработались – Прибус, Бэннон и Кушнер стали звездами собственного бадди-муви.

Это товарищество не выдержало и нескольких дней в Западном крыле.

* * *

Кэти Уолш почти сразу стало очевидно, что цель кампании и осознание настоятельной необходимости смены власти были потеряны, как только команда Трампа переступила порог Белого дома. Они перешли от управления Дональдом Трампом к ожиданию, что теперь он будет управлять ими – или хотя бы ими будут управлять через него и исключительно в его целях. И все же, предложив самое радикальное за несколько поколений отступление от правительственных и политических норм, президент плохо представлял, как превратить свои идеи и саркастические замечания в политику и сколотить крепкую команду, которая сможет претворить его программу в жизнь.

В большинстве администраций политика диктуется сверху, а сотрудники пытаются воплотить все, чего хочет президент – или хотя бы чего хочет президент по мнению главы аппарата. В Белом доме Трампа политика диктовалась снизу – с самого первого указа президента об иммиграции, выпущенного с подачи Бэннона. Сотрудникам аппарата приходилось тыкать пальцем в небо, гадая, чего может пожелать президент, и надеяться, что он потом решит, будто сам дошел до этой мысли (часто его подталкивали к этому выводу, утверждая, что именно он и подал идею).

Уолш заметила, что Трамп имел сложившийся набор представлений и мотивов. Бóльшая их часть сидела у него в голове уже не один год, некоторые были довольно противоречивы, и лишь немногие соответствовали законодательной и политической традиции. В итоге получалось, что сотрудники аппарата переводили желания и стремления президента в программу, а для этого им приходилось немало гадать на кофейной гуще. По словам Уолш, это было “все равно что пытаться понять, чего хочет ребенок”.