Однако выдвигать предположения было очень сложно. Пожалуй, одна из главных проблем президентства Трампа, которая оказывала влияние на все аспекты его политики и руководства, заключалась в том, что он не обрабатывал информацию в традиционном смысле – а точнее, не обрабатывал ее вообще.

Трамп не читал. Он даже не просматривал тексты. О любых печатных носителях можно было забыть. Кое-кто полагал, что Трамп в лучшем случае полуграмотен. (Об этом велись споры, поскольку он читал заголовки и статьи о себе или хотя бы заголовки статей о себе, а также колонки сплетен на шестой странице New York Post.) Одни считали, что он страдает от дислексии: у него явно были трудности с пониманием. Другие считали, что он не читает, потому что не видит в этом необходимости, и что это едва ли не лучшим образом характеризует его популистский образ. Он был постграмотен – он потреблял лишь телевидение.

Однако он не только не читал, но и не слушал. Он предпочитал говорить. И доверял своему опыту – каким бы пустяковым или бесполезным он ни был – больше, чем чьему-нибудь еще. Более того, у него была крайне низкая устойчивость внимания, даже если человек его внимания заслуживал.

В связи с этим организация нуждалась в ряде принципов, которые позволили бы ее членам доверять человеку, который мало знал, но при этом на сто процентов доверял своим инстинктам и мгновенно складывающимся мнениям, как бы часто они ни менялись.

Вот главный принцип Белого дома Трампа: опыт, эту либеральную добродетель, переоценивают. В конце концов людям часто приходится усердно трудиться, чтобы только понять, что они приняли неверное решение. Поэтому, возможно, чутье ничуть не хуже, а может, и лучше справляется с задачей проникнуть в суть вещей, чем педантичная информированность, которая не позволяет увидеть общую картину, из-за чего страдает политика США. Возможно. Остается надеяться.

Само собой, за исключением самого президента, никто больше в это не верил.

И все же большинство разделяло фундаментальное убеждение, которое затмевало его импульсивность, эксцентричность и ограниченную базу знаний: никто не мог стать президентом Соединенных Штатов – никто не мог достичь столь поразительных высот, – не обладая непревзойденной хитростью и коварством. Так ведь? На заре работы нового аппарата Уолш и все остальные сотрудники руководящего звена придерживались одной гипотезы: Трамп должен понимать, что делает, у него должна быть выдающаяся интуиция.

Однако был и другой аспект его прозорливости и якобы отменной способности чувствовать ситуацию. Его было сложно не заметить: Трамп часто был уверен в себе, но столь же часто его словно парализовало, и в эти минуты он напоминал не столько гения, сколько человека, одолеваемого неуверенностью, который инстинктивно взрывается и ведет себя так, словно его нутро, не шепчущее ему никаких подсказок, на самом деле четко и ясно говорит ему, что делать.

В ходе кампании он проявлял огромную стойкость. Сотрудники штаба поражались его готовности идти дальше, подниматься на борт самолета, спускаться с него и подниматься снова и проводить одну встречу за другой, гордясь, что такого количества мероприятий не организует никто – у Хиллари их было вдвое меньше! – и даже высмеивая медленный темп кампании своего оппонента. Он играл роль. “Он ни на секунду не перестает быть Дональдом Трампом”, – с едва заметным одобрением в голосе заметил Бэннон через несколько недель после того, как в полной мере присоединился к кампании.

Первые тревожные звоночки для новых сотрудников штаба прозвенели на инструктивных совещаниях, проведенных вскоре после его выдвижения от партии: казалось, ему сложно воспринимать информацию из третьих рук. Впрочем, возможно, ему просто недоставало интереса, однако, как бы то ни было, он чуть ли не панически боялся, когда от него требовали внимания. Он отказывался читать отчеты и не слушал никаких объяснений. “Он терпеть не мог школу, – сказал Бэннон. – Но теперь ему придется ее полюбить”.

Каким бы тревожным ни было поведение Трампа, оно также открывало определенные возможности для тех, кто был к нему ближе всего: понимая его, наблюдая за его привычками и рефлекторными ответами, которые давно научились использовать все его бизнес-оппоненты, они могли играть им, двигать его. И все же, хотя сегодня он и двигался куда нужно, никто не питал иллюзий, что его удастся подвинуть в том же направлении завтра.

* * *

Одним из способов установить, чего хочет Трамп, на чем он стоит и каковы глубинные задачи его политики – или хотя бы каковы задачи, которые можно выдать за его собственные, – стал невероятно подробный текстовый анализ его по большей части не подготовленных речей, случайных комментариев и спонтанных твитов, опубликованных в период кампании.

Бэннон тщательно изучил все творчество Трампа, подчеркивая все главные мысли и политические наметки. В новом Белом доме Бэннон в том числе выступал в качестве хранителя слова Трампа, а потому на доске в его кабинете были скрупулезно перечислены все обещания президента. Об одних обещаниях Трамп прекрасно помнил, о других – помнил смутно, но с готовностью признавал, что действительно их давал. Будучи верным последователем Трампа, Бэннон возвел его в статус гуру – или непостижимого божества.

Это привело к появлению еще одного принципа, еще одной правды Трампа. “Президент предельно ясно обозначил, чего он хочет добиться для американского народа”, – сказала Уолш. Он “прекрасно это объяснил”. В то же время она признала, что непонятно, чего именно он хотел. Поэтому и появился еще один принцип Трампа: Трамп был “вдохновителем, но не деятелем”.

Понимая, что на доске Бэннона описана в большей степени программа самого Бэннона, а не президента, Кушнер задумался, насколько сильно Бэннон отредактировал исходники. Он несколько раз пытался разобраться в словах своего тестя, но в конце концов признал свое поражение и махнул на это рукой.

Бывший конгрессмен от Южной Каролины Мик Малвейни, который теперь стоял во главе Административно-хозяйственного управления и непосредственно занимался разработкой бюджета Трампа, определявшего программу Белого дома, тоже не мог уследить за устными выступлениями Трампа. В опубликованной в 1994 году книге Боба Вудворда “Повестка” подробнейшим образом описываются первые полтора года работы Белого дома Клинтона, когда основной задачей была разработка бюджета, а президент большую часть своего времени посвящал глубоким раздумьям и ожесточенным спорам о распределении ресурсов. При Трампе такая тесная и непрерывная совместная работа была просто невозможна, поскольку разработка бюджета казалась ему слишком мелкой задачей.

“Первые пару раз, когда я приходил в Белый дом, кому-то приходилось говорить: это Мик Малвейни, наш директор по бюджету”, – признался Малвейни. По его словам, Трамп был слишком неорганизован, чтобы помочь ему хоть чем-то, и постоянно прерывал обсуждение бюджета случайными вопросами, относившимися к какой-то из недавних встреч или просто приходившими ему в голову. Если Трампа что-то волновало, как правило, у него уже была сформирована позиция, основанная на ограниченной информации. Если же ему было все равно, у него не было ни позиции, ни информации. В связи с этим бюджетной команде Трампа тоже пришлось обратиться к анализу его речей, чтобы выявить темы, которые можно было использовать при разработке бюджета.