Обязательно.

Как резервы высвободятся.

Непременно.

Но – позже. Обстановка – тяжёлая, на других участках. Сразу пришлём – как легче станет.

* * *

И батальон – держался, несмотря ни на что. Без тяжёлой техники, без артиллерии, засыпающей кишащие лягухами воды боевой химией. Держался, можно сказать, на честном слове и злости людей, вцепившихся в грязный холм так, словно от их обороны зависел исход всей кампании.

Что же до жаб, простите, лягух, то они, быстро сообразив, что противник не располагает ничем, кроме обычной стрелковки, усилили свой натиск, стремясь выбить людей со ставшей внезапно очень важной позиции.

В общем, за четыре недели, от шести сотен бойцов осталось меньше сотни, а из командного состава – только сидевший передо мной старшина.

* * *

– Мы уже всё, – весело улыбался он улыбкой смертника, рассказывая мне о произошедшем: – Думали – амба нам! Попрощались уже. А тут ты! И так ведь удачно сел! Прямо по их первой линии!

Как я не поперхнулся напитком – не знаю.

– Погоди, – сделав глоток, маскировавший моё замешательство, переспрашиваю: – Ты не путаешь? Я падал, думал луг ровный, вот и рулил сюда.

– Падал он! – Старшина хлопает меня по плечу, отчего я начинаю улыбаться – ну не говорить же мне ему, что плечо один сплошной синяк? Ему, потерявшему большую часть товарищей – и о каком-то синяке?! Не поймёт.

– Все бы так падали! Да ты точнёхонько лягухам на головы сел, мужик! Только они зенки свои на поверхность вылупили – а тут ты! Вжжииих! – Взмахнул он рукой, изображая моё падение: – И чисто сбрил всех! Ещё и покрутился, разравнивая! Вот все бы так сади…

Грохот взрыва, взметнувший в воздух высокий фонтан грязи заставляет нас пригнуться и замолчать, а когда всё стихает, и мы высовываем головы из-за бруствера, то посреди взбаламученного болота виднеется масляное пятно, в котором плавают, повернув к небу светлые брюшки, не менее десятка крупных жаб.

– Самоликвидатор сработал, – киваю на болото, поясняя старшине произошедшее: – Я его на десять минут выставил, ну, чтобы машина им не досталась.

– Мощно, – кивает он, усаживаясь на прежнее место: – А это, пилот, не страшно? С бомбой под задницей летать?

– Привык, – от отвара становится жарко, и я принимаюсь расстегивать защёлки воротника.

– Самоликвидатор, значит, – смотрит куда-то поверх меня, старшина: – Хорошая штука. Видел я, как-то, как они танк наш, к себе утаскивали. С экипажем. Снизу, в мёртвой зоне подобрались, подняли – силищи-то у них с избытком, и потащили. Танк башней вертит, из пулемёта палит, гусеницы крутятся, едва не дымятся, а лягам пофиг – в воду тащат. Вот был бы там, этот твой, само…

Оборвав себя, старшина замолкает, и, не сводя с меня настороженного взгляда, принимается спешно застёгивать пуговицы прежде нараспашку раскрытого маскхалата.

– Прошу прощения, господин старший лейтенант, – наглухо застегнувшись он пытается вскочить, спеша вытянуться по стойке смирно: – Не признал. В скафандре вы были, знаков различия не увидел. Виноват.

– Ты чего, Лазарь?! – Вытянув руку, придерживаю его за ремень. Что его позывной – Лазарь, сокращённое от фамилии Лазарев, он сообщил мне ещё когда протягивал кружку: – Ну да, старлей я, чего такого? Расслабься.

– Никак невозможно, господин старший лейтенант, – всё же усевшись, он смотрит на меня всё тем же настороженным взглядом, пытаясь понять, что ему будет за свой рассказ, переданный мне в весьма вольной форме, со множеством нелестных эпитетов в адрес высшего командования.

– Расслабься, – отпиваю уже порядком остывший напиток, стараясь не обращать внимания на корешки, после взрыва оказавшиеся в кружке. Хрен с ними – будем считать, что так оно наваристее будет:

– У нас такой же бардак. Конвои бьём, а им, ни конца, ни краю не видно.

Он молча кивает, глядя мимо меня.

Так… Ясно.

Стоило увидеть звание и всё – из своего парня, с которым так приятно почесать языки, я мигом превратился в старшего по званию, с прицепом в виде субординации, воинской дисциплины и всем прочим комплектом мишуры, совершенно неуместной в текущих реалиях.

Подошедший к нему рядовой, скользнув взглядом по моему вороту и неуверенно козырнув мне, что-то шепчет ему на ухо, а когда собирается уходить, я сую ему в руки кружку – нет, вкус корешков мне решительно не нравится.

– Вот, возьмите, пожалуйста, – он забирает кружку, молча козырнув в ответ. Ну да, я же чужак – как прилетел, так и улечу, а им тут сидеть и сидеть.

– Спасибо, – киваю и ему и Лазарю, пытаясь проломить ледок, возникший в наших отношениях.

Бесполезно – лицо старшины по-уставному серьёзно.

– Мы сообщили о вашем прибытии в штаб, – сухо произносит он, всё так же глядя мимо меня: – И о посадке, и о срыве готовившейся атаки противника. Оттуда, – в его голосе слышно неприкрытое презрение к пилоту: – Оттуда сообщили, что за вами, господин старший лейтенант, либо вышлют транспорт, для эвакуации, либо мне приказано выделить пару бойцов для вашего сопровождения на эвакопункт. Это в трёх километрах за нами. Решение должны принять вы, господин старший лейтенант.

– Какое сопровождение? А жабы, то есть лягухи попрут?

– Значит – транспорт?

Его раздражение понять легко – им, копающимся в грязи, значит подкреплений – фиг, а ради этого мальчика, свалившегося с небес, пусть и весьма удачно – ради этого чистенького, целый транспорт пригонят, спеша отправить в тёплое и комфортное нутро материнского корабля. Несправедливо, не находите?! И бесполезно ему объяснять, что мы там, наверху, тоже хлебаем воинских невзгод сполна. Старшине плевать, что нашими усилиями жабы уже больше месяца сидят без подкреплений и снаряги. Он видит лишь грязь, страдания и смерти товарищей, дай то бог, воскрешаемых где-то далеко в тылу и, на контрасте – меня, в чистенького, в отглаженной парадной форме.

* * *

– Лазарь! – Подскочивший к нему боец, козыряет мне, и, ещё не опустив руку, выкрикивает:

– Лягухи! Вновь к кромке подтягиваются! Зуб даю – минут через десять – попрут!

– Следите за выражениями, боец! – Красный от смущения старшина грозит солдату кулаком: – На позицию! Марш! – После чего поворачивается ко мне:

– Прошу прощения, господин старший лейтенант. Мы тут, немного, ну, виноват! Займусь дисциплиной подразделения при первой же возможности!

– Я ничего не видел, – наконец застёжка поддаётся, и я расстёгиваю скафандр.

– Ого! – Пробежав глазами по наградам, Лазарь уважительно качает головой: – Это вы… Да. Повоевали. И что? – Показывает он на нашивку за наземные штурмовые атаки: – И даже на поверхности?! Когда успели?

– Это за первую компанию, – поясняю я и видя, как возникшее было в его глазах уважение, сменяется недоверием, напрягаюсь.