то всем известно, что это утка.

— Ага, — удовлетворённо киваю я, наблюдая, как Пастухов заглатывает наживку. — Точно вы подметили. Все знают, что утка, но секретарём ему не быть. Это вам, кстати.

Я бросаю на стол папку и иду к двери.

— Это копии настоящих документов, а оригиналы зарегистрированы в милиции, — говорю я. — Там же и хранятся. Скорее всего, утка. Фейк, как сейчас модно говорить. А руководить Госкомиздатом почётно и ответственно, между прочим. Впрочем, я не настаиваю. Я с вами вполне могу ужиться и в рамках ЦК ВЛКСМ. Но по Кухарчуку вопрос должен быть отменён немедленно. И плевать мне, что вы получили инструкции от…

Я показываю указательным пальцем на потолок и наблюдаю, как первый секретарь багровеет.

— С таким букетом, как там написано, вы не то что в Госкомиздат не попадёте, тут как бы в колонию не загреметь. Поверьте, я знаю людей, которые могут очень плодотворно поработать с этим документом.

Не дожидаясь его ответа, я выхожу из кабинета и аккуратно прикрываю за собой дверь. Не знаю, насколько это мне поможет, конечно, но какой-то запас времени, наверное, я получу.

Я возвращаюсь в свой кабинет. Ребята уже собираются. Буду и я потихоньку. Яна ушла и поэтому узнать, кто мне звонил, я не могу. Да и ладно, если кто-то важный, и в машину позвонит.

Я выхожу из ЦК и еду за Наташкой. Она выпархивает из своей конторы. Радостная, тоненькая, весёлая. Представляю, что там было. Все разговоры, наверное, только про Зевакина.

Она машет мне рукой, и я иду к ней навстречу.

— Минуточку, гражданин! — раздаётся за моей спиной.

Парни закрывают меня, но перед нами снова менты.

— Документы предъявите, пожалуйста.

— А в чём дело, сержант? — хмурюсь я.

Задрали уже, честное слово… Их четверо. Все угрюмые, неприветливые.

— Руки поднимите, пожалуйста, — говорит тот же сержант. — Руки, я сказал.

— Да в чём дело?

Меня бесцеремонно начинаю шмонать. Парней нет, только меня. И, собственно, я уже представляю, к чему это представление. Рядом стоит тётка и дядька. Гражданские.

— На каком основании производится обыск? — уточняю я.

— Досмотр, — хмуро бросает мент. — Подозрительно ведёте себя. Ну-ка. Внимание, спичечный коробок. С сушёными и измельчёнными растениями с характерным запахом. И вот ещё тёмное липкое вещество, завёрнутое в конфетный фантик.

Приехали, однако…

14. Без суда и следствия

— А представься-ка, сержант, — прищуриваюсь я. — А то я смотрю ты берега перепутал и ориентиры растерял.

— О, — бесстрастно замечает он. — Оскорбление при исполнении. Румянцев, давай, машину подгоняй. Будем грузить гражданина.

— Ты же со службы вылетишь, — качаю я головой.

— Да слыхал я, слыхал уже, — надменно ухмыляется он. — Много раз слыхал. Но закон один для всех. Ходишь по улицам с наркотой в кармане? Извини, придётся посидеть, фраерок.

Нас пятеро, их четверо. Вопрос решается просто, меньше, чем за минуту. Какое там за минуту, раз, два, три, четыре. Всё. Больше времени, чтобы навалять этим олухам и не потребуется. Но могут возникнуть дополнительные вопросы. Во-первых, сопротивление. Во-вторых, у моих парней пушки, а это как бы совсем-совсем нехорошо.

Что будем делать? Рассматриваю два варианта. Первый. Сдаться властям и снова звонить Чурбанову. Вариант, в принципе, как мы выяснили, рабочий. Правда, эффект недолговечный.

Второй вариант заключается в оказании сопротивления, вернее, в неподчинении. Парни их оттесняют, а я сажусь и спокойно жму по газам. Остановить меня не очень просто, у меня волшебный талон имеется.

Ну, а пока еду, опять-таки звоню Чурбанову или Злобину для разнообразия. Нет, лучше Чурбанову, быстрее будет. Правда, у них шарашка та ещё, неизвестно, кого Зевакин-судья за бороду дёргает. Чурбанов, конечно, победит… я так думаю… но времени может уйти немало. Утром я пару часов в казематах просидел уже… И если тогда взяли меня по закону, по букве, так сказать, то сейчас чистой воды подстава, причём даже исполненная не слишком артистично.

Куда они меня увезут, что там предпринимать станут? Хрен его знает. Неизвестно, в общем. А неизвестность, как известно, многих людей гнетёт и беспокоит. Конечно, подобные мысли можно было бы назвать паранойей, но кошмары на станции «Ждановской» тоже многих людей могли бы смутить своей откровенной неправдоподобностью, а вот гляди ж ты…

Но, думай или не думай, а решать что-то надо, и выбор у меня небольшой. Можно, конечно, звонить не Чурбанову, а Злобину, но это ещё дольше будет. Бесит, честно говоря, что я такие, прямо скажем, не слишком крупные проблемы должен решать не сам, а через кого-то. И почему у меня до сих пор нет полномочий Джеймса Бонда?

— Так, проходим, гражданин, — строжится сержант и тянет руку, чтобы взять меня под локоть.

Щас прям, ага… Локоть я аккуратно отвожу в сторону, отступаю на шаг назад и киваю Вите с Аликом. Наташкины ребятки, вернее, один из них, тоже подскакивает к нам. Один подскакивает, а второй остаётся с ней. Всё чётко.

— Э, это чё такое⁈ — рычит сержант. — Румянцев, давай, наряд вызывай.

Вызывай, вызывай, Румянцев.

— Оказываете сопротивление? — рычит он в мою сторону.

— Да что вы, товарищ сержант? Где вы видите сопротивление. Какой вы недалёкий, честное слово. Сейчас поедем, не беспокойтесь. Всё хорошо будет, я только звоночек сделаю и всё.

Отступаю к машине, прыгаю в салон и набираю номер Чурбанова. И он, как на зло, не снимает трубку. А время идёт, часики тикают, тик-так, тик-так… Блин! Почему я не могу сотовую связь изобрести! Твою дивизию, придётся выносить сор из избы. Вот не хотел я этого, но видно, ничего не поделать. Щёлоков меня точно на куски разорвёт. И Чурбанова, возможно, тоже…

В общем, я набираю номер… Андроповского помощника. Пык-пык-пык… Ну, давай, Кири-Кири, вся надежда на тебя…

— Слушаю, Постов.

— Здравствуйте, Кирилл Кириллович. Это Брагин.

— А, наконец-то. Я думал, ты уже не позвонишь сегодня.

— Хм… А должен был?

— Тебе коллеги не передали что ли? Ладно. Вот какое дело…

— Я дико извиняюсь, — перебиваю его я. — Но у меня самого к вам срочное дело.

Я коротко излагаю суть происшедшего.

— Адрес, — бросает Постов.

Я называю.

— Минут пятнадцать ожидай.

Ого! Пятнадцать — это, прямо скажем, немало…

— Я могу отъехать куда-то, — предлагаю я.

— Нет, — резко