class="p1">— Да, — подтвердила София с придыханием восторженным и совершенно неуместным в контексте темы беседы.

— Вы сказали, оно смотрело прямо на вас…

— Да!

Кажется, ещё немного и она без всякого стеснения ему на шею бросится.

«М-м, что это с тобой, Инушка? Ревность, никак, коготки выпустила?»

«Я не ревную», — я с опаской покосилась на Эйдена, вдруг слышит наш диалог? Но он пристально всматривался в Софию, будто пытаясь её загипнотизировать, и на меня внимания не обращал.

— И не последовало за вами, когда вы убежали?

— Да… нет… — девушка разом смешалась, на хорошеньком личике отразилась растерянность. — Я так испугалась, что и не заметила, преследовало ли оно меня… и было ли вовсе… Понимаете, я в то окно глянула случайно и как увидала, так сразу наутёк и бросилась. Поэтому я не уверена… мало ли что в ведьмовском доме встретить можно.

— Ничего подозрительного вы не слышали?

— Вообще ни звука.

— Благодарю за помощь, госпожа Мейсон, — Эйден одарил Софию дежурной вежливой улыбкой, явно вызвавшей у девушки острое желание растечься пресловутой лужицей у его ног. — Доброго дня.

— Доброго, — отозвалась Софи и с блаженным видом удалилась прочь.

А он, случаем, не инкуб по происхождению? Ибо слишком специфично он действовал на прекрасных дам. Может, на инкубье очарование и намекал тогда Олли? Потому как если время от времени избираются новые Стражи, то где берут свежую партию? Либо ими рождаются, либо находят среди представителей других рас. И если танцевать от второго варианта, то идея превращения обретает смысл — надо же уравнять новобранца со старшими коллегами. С другой стороны, превращение должно избавлять или глушить особенности расы молодого Стража, иначе какой тогда резон в этом процессе?

— Ух ты! — восхитился Вит, когда облачённая в розовое фигурка исчезла за деревьями. — А что, Стражи и так умеют?

— Не все, — уклончиво ответил Эйден и коснулся моего локтя. — Инарин, думаю, вам стоит взглянуть.

Я последовала за мужчиной на задний дворик. Эйден остановился возле ограды, поддел носком ботинка земляной ком. Я поравнялась с ним, посмотрела на землю, местами истоптанную, местами изрытую, с вырванными пучками уже увядшей травы.

— Видите?

Я пригляделась.

Затем опустилась на корточки.

Вот Тьма!

Среди разбросанных комьев и небольших земляных пластов тускло поблескивал край маленькой металлической пластины. Я протянула над ней руку, пошевелила пальцами, телекинезом сдвигая оставшиеся земляные комочки в стороны. Пластина открылась полностью, округлая, с зазубринами по краю и вычерченными в центре двумя рунами.

Отлично. Кто-то добрый прикопал на моём заднем дворе фантома. Вернее, пластину, к коей фантомная проекция привязывалось в случае, если создатель собственно фантома в силу причин не мог или не хотел находиться рядом со своим творением.

— По крайней мере, в одном милашка Софи не соврала — она точно что-то да видела, — констатировал Вит, высунувшись из-за моей ноги.

— И что его активировало? — я оглянулась на своё жилище.

— Возможно, появление кого-либо в доме, — предположил Эйден.

— Но мы тоже там были.

— Одноразовая пугалка на случай визита слабонервных гостей? — выдал идею Вит.

— Похоже на то, — Эйден наклонился, провёл над пластиной раскрытой ладонью и осторожно подцепил её двумя пальцами. Выпрямился, осмотрел пластину с обеих сторон. — Или сигнальная.

— Сигнальная? — я встала, одёрнула юбку. — Кому и о чём она сигнализирует? Если о появлении кого-то в доме, то зачем фантом? Поставь обычную сигналку и дело с концом.

Эйден аккуратно ощупал пластину, поскрёб ногтем одну руну, надавил на вторую и обе вдруг налились светом, мигнули, и над плетнём появилась высокая крылатая фигура. Обычно фантомы отличали лёгкая полупрозрачность и отсутствие объёма, словно на простенькой картинке, что, впрочем, как и в случае с мороками, решалось правильным освещением и подходящими декорациями. Помятый дворик и деревья за оградой при солнечном свете за устрашающие декорации не сойдут, но если издалека, неожиданно, да руководствуясь народной мудростью о величине глаз страха, то барышню вроде Софии впечатлить могли. Потому как при ближайшем рассмотрении видно, что фигура плоская, бесплотная, вполне себе человеческая. Сложенные за спиной кожистые крылья, длинное серое платье без изысков, рассыпанные по плечам чёрные волосы. Незнакомое мне женское лицо бледное скорее в силу отсутствия ярких красок у фантома, нежели само по себе, и на ужасающий лик чудовища не походило совсем. Фантом моргнул, глядя мимо нас на стену дома, и внезапно заговорил.

— Приветствую тебя, Инарин Трой, — голос фантома, как и лицо с фигурой, был женским и столь же плоским, ровным, лишённым намёка на эмоции. — Сказать бы, что давно не виделись, но заявление это не вполне соответствует действительности. Естественно, мы не виделись в полном смысле этого слова, однако возможность побеседовать у нас была. Использовали ли мы её так, как хотели? Скорее, как получилось. Как и обычно, не так ли, Инари?

— Это он, аноним с галереи, — прошептала я.

Всё, что произносил сейчас фантом, — просто-напросто запись, сделанная заранее. Как любая разновидность иллюзий, фантом творился по чьему-то подобию, будучи либо образом, собранным по памяти создателя, либо точной копией, слепленной с модели. В качестве модели можно использовать кого угодно и что угодно, и крылатая девушка перед нами могла иметь как самое непосредственное отношение к анониму, так и абсолютно никакого. Голос мог быть её, а мог принадлежать кому-то другому — звуковые эффекты записывались отдельно и добавлялись к канве изображения уже после его создания.

— У нас всегда всё складывалось в соответствии с принципом «так получилось», — кажущиеся бескровными пухлые губы мерно шевелились, и меж ними мелькали кончики острых клыков. Лицо неподвижно, взгляд пустой. Я попробовала не только слушать странный монолог, но и следить за артикуляцией, и поняла, что губы иллюзорной девушки двигались сами по себе, не попадая в слова и паузы в речи. — Так получилось, говори мы себе и жили дальше, никогда, ни при каких обстоятельствах не оглядываясь на прошлое, не пытаясь исправить некогда совершённое. А совершалось всякое, плохое и хорошее, глупое и умное… глупое чаще прочего. И глупость эта зачастую подобна худшему из зол. Это зло нельзя забыть, Инари. Хотя… многие забыли. И ты забыла. И даже Стражи, увлечённые превращением живой плоти в камень и своей властью над Тёмной стороной, позабыли. Если он тебе поверил, Страж Эйден, то вспомнить всё равно не может. Что это, о чём они толкуют, ложь ли то али сказка? — прежде ровный голос дрогнул, треснул, выпуская на волю горечь насмешки. — Но я не могу позабыть. И не забуду. А если ты не вспомнишь… что ж, тебе напомнят, ведьма. Уже напоминают. День за днём. Раз за разом. Путами, сердцем и кровью.