поднятию авторитета МВД. Сложившаяся ситуация с общественным порядком – отголосок прошлых лет, когда в стране творились произвол и беззаконие впоследствии осужденные партией. Полагаю, нам следует вернуться к уже опробованной ранее практике, а именно: пересмотреть дела и разобраться: нет ли незаконно осужденных. Поэтому на заседание Политбюро приглашен Роман Андреевич Руденко. Вы согласны, товарищи?

Собравшиеся закивали.

– Роман Андреевич, вам понятно? – продолжил Брежнев.

– Хотел бы уточнить, – встал генеральный прокурор. – Если начать пересмотр всех дел, например, заведенных после смерти Сталина, то работы хватит года на три или более.

– Все не надо, – ответил Брежнев. – Лишь те, с которыми не все в порядке. Ну, скажем, осужденный не согласился с обвинением и жаловался на произвол милиции. При этом был поддержан коллективом, где работал, но суд не принял это во внимание. Не мне вам объяснять.

– Понял, – сказал Руденко. – Все сделаем, Леонид Ильич.

– Присаживайтесь, – продолжил Брежнев. – Мы примем постановление об укреплении социалистической законности в стране, в котором упомянем об этом поручении прокуратуре. Опубликуем его в «Правде». Полагаю, люди нас поддержат. Что не отменяет необходимости работы всех партийных органов по разъяснению решения Политбюро трудящимся. Проект постановления вам роздан. Есть замечания и предложения?

Обсуждение не затянулось: замечаний было мало и с ними согласились. Секретариату дали задание доработать документ, отдать его на подпись, а затем опубликовать в печати. Председателю правительства Косыгину поручили объявить Щелокову выговор, тем и ограничились.

– Еще один вопрос, – заметил Брежнев, когда повестку завершили. – Так случилось, что мы обидели Героя. Мне помощник доложил, что парень замечательный.

– Подтверждаю, – поддержал Машеров. Как кандидат в члены Политбюро он присутствовал на заседании. – Лично с ним встречался. Работящий, честный, скромный парень. Вернувшись в Минск, не говорил, что он Герой. Мы и не знали, пока все это не случилось.

– Добавлю, – встрял Подгорный. – На днях я подписал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении солдат и офицеров Советской армии и Пограничных войск за героизм, проявленный при защите острова Даманский. Там есть Борис Коровка. Он отличился дважды, и оба раза был представлен к званию Героя. В марте получил его. А по последнему Указу принято решение наградить Коровку орденом Красного Знамени.

– Погоди, – вмешался Брежнев. – Представили к Герою, а дали орден?

– Так две Звезды подряд для парня в двадцать лет… – сказал Подгорный. – Ему же бюст на родине придется ставить. Многовато будет. Но можем изменить Указ, если Политбюро решит иначе.

Брежнев задумался. Фронтовик, сражавший в окопах, он знал, что в штабах нередко недооценивали подвиги солдат и офицеров. Вот и ему Героя за войну не дали, даже в сорок пятом, в котором Золотые Звезды раздавали щедро. А он ведь заслужил.[4] Став генеральным секретарем ЦК КПСС, Леонид Ильич об этом вспомнил и получил свою Звезду. Хотя Подгорный прав, Коровке многовато.

– Пусть будет орден, – согласился, – но парню надо что-то дать еще. Квартиру, например.

– Жильем он обеспечен, – поспешил Машеров. – Отдельная квартира в Минске, в которой проживает он один. Кроме того, мы выделили ему автомобиль – «Москвич-412».

– Автомобиля мало. Он, вроде, собирался поступать в московский вуз, – припомнил Брежнев факт из подготовленной помощником справки, – на художника учиться. Кстати, непорядок. Такого человека – и в мазилы? Там обстановка еще та, и диссидент сидит на диссиденте. Свободы творчества им, видишь, не хватает! Надо с этим разобраться и предложить Коровке что-нибудь другое. Нельзя такого кадра упускать. Займитесь! – он глянул на Цуканова. Тот встал и закивал. – И еще. Коровке выделить в Москве квартиру. Негоже, чтоб Героя селили в общежитие.

– Сколько комнат? – уточнил Цуканов.

– Две,[5] – ответил Брежнев, чуть подумав. – Парень молодой, здесь женится, заведет детей. И чтоб в хорошем доме. Герой должен жить достойно.

– Понял, – сообщил помощник. – Все сделаем, Леонид Ильич.

– О награждении Коровки пусть сообщат в газете, – добавил Брежнев. – Пусть люди видят, что мы чтим героя.

– В «Известиях»? – спросил Цуканов.

– В «Комсомольской правде», – вмешался Суслов. – «Известия» о нем уже писали. Коровка – комсомолец, был групкомсоргом на заставе.

– Пусть будет «Комсомолка», – согласился Брежнев. – Ну, что, товарищи, закончим заседание?..

***

Неделя с Ольгой запомнилась Борису как один сплошной прекрасный праздник. Влюбленные не расставались ни на миг, забыв об окружающем их мире, хотя он о себе, порой, напоминал. Борису позвонили из ГАИ и предложили прибыть за правами, взяв фотографии для водительского удостоверения. Он так и сделал. Поехал с Ольгой. Принявшему их майору ее представил как свою невесту.

– Какой автомобиль водили на границе? – спросил майор.

– Весь транспорт, который был, – сказал Борис. – От «козлика» до бэтээра.

И не соврал – почти. Как офицер-мотострелок, он в прошлой жизни управлял любыми транспортными средствами, стоявшими на вооружении роты. Имел и свой автомобиль. Пусть в этой жизни сесть за руль не довелось, но навыки восстановить – проблема небольшая.

– Понятно, – закивал майор. – Давайте фотографии.

Готовые права им принесли спустя пяток минут. Водительское удостоверение оказалось красной книжечкой, походившей на билет члена ВЛКСМ. Название – на русском и французском языках снаружи и внутри. Отмеченные категории транспорта – от А до С.[6]

– Достаточно? – спросил майор. – Или желаете добавить категорию? Но в этом случае придется сдать экзамен по вождению. К водителям автобусов и грузовых автомобилей требования выше.

– Не нужно, – поспешил Борис. – Водителем работать я не собираюсь. Только личный транспорт.

– Теперь о нем, – сказал майор. – Нас попросили оказать содействие в выборе и постановке на учет автомобиля. Займемся этим завтра. Вас устроит?

– Вполне, – кивнул охреневший от такого сервиса Борис. – В какое время?

– Приезжайте к девяти. Я выделю сотрудника. Захватите деньги. «Москвич-412» стоит 4936 рублей.

Из ГАИ Борис отправился в сберкассу, где снял со счета пять тысяч. Их еле в кассе наскребли – большие деньги в СССР. Назавтра старший лейтенант ГАИ на служебной «Волге» отвез их в минский центр АЗЛК. Что он там сказал начальству, Борис не знал, но вскоре на площадку им выгнали четыре «Москвича» в разных расцветках.

– Выбирайте! – предложил директор центра, который лично вышел к покупателю-герою. – За все четыре я ручаюсь.