— По-моему, мы дождемся еще одного трупа.

— Труп как следствие театральных разборок?

— Вот именно.

— А тебе Даниил Евгеньевич еще не сказал?

— Не сказал что?

— Нам предстоит выслеживать Снегурочку до тех пор, пока мы ее не поймаем.

— Может быть, только ты и будешь караулить?

— Да нет, мы оба.

Дома Степанов поссорился с Машей и наорал на Чумарика. Жена обиженно поджала губы и примолкла.

— Где Николай? — сердито спросил Василий Никитич, устраиваясь на диване с газетой.

Сын услышал и появился из своей комнаты.

— Уроки сделал? — Степанов продолжал сердиться.

— Папа, ты что? Уроки — в школе. А в институте — курсовые и рефераты. А сейчас вообще каникулы.

Пекинес путался под ногами. Маша подхватила собачку на руки и унесла в спальню.

Ужин прошел в неловком молчании. Сын как будто что-то хотел сказать отцу, но не решался. Степанова нервировали отчаянные взгляды, которые Коля то и дело бросал на него. После еды он сам отозвал сына в коридор:

— Говори, что там у тебя стряслось?

— Я скажу, только пойдем ко мне.

Они вошли в комнату Николая и плотно прикрыли за собой дверь. Собравшись с духом, сын спросил в свою очередь:

— Пап, ты уже догадался?

— О чем я должен догадаться? — Степанов искренне недоумевал. Сейчас ему хотелось посмотреть очередную трансляцию хоккейного матча. Он не думал, что сын сообщит ему что-нибудь интересное.

Николай подошел к отцу совсем близко, наклонился к его уху и прошептал:

— Певица Томская жива.

Удивленный Степанов невольно опустился в кресло, мягко освещенное светом торшерной лампы.

— То есть как это жива? — Но он уже и сам понимал, что сын всего лишь прямым текстом озвучил смутные подозрения.

— Ну, предположим, жива...

— А похоронили не ее.

— Кого же?

— Ну, ту тетку, которая на соседней кровати лежала.

— Ты уверен?

— Да.

— Почему?

— Потому что мы с Юркой все это устроили.

— Таблички поменяли?

— Нет, кровати. Они же на колесиках.

— Зачем? Глупо.

— Да мы пошутить хотели. Юрка говорит: «Давай проверим, заметит твой отец подмену или нет, то есть настоящий он следователь или липовый».

— Кто липовый следователь? Я?

— Да нет, ты не думай.

— Хорошенькие шуточки. За такие шуточки надо из института исключать.

— Прости. Я ведь и на похороны приходил. Тайком. Смотрю, у тетки кольца обручального нет.

— Предположим, кольцо украли.

— Тогда бы след на пальце остался. Нет, не ту похоронили. А тут еще это горе с Юркой. Вот я тебе во всем признался, и мне легче стало.

Василий Никитич нервно расхаживал по комнате. Больше всего ему хотелось сейчас разбить компьютер, который он сам же и подарил сыну.

— Ты понимаешь, что вы наделали? Вы обманули общественное мнение. Галина Томская была знаменитой певицей, имела государственные награды. Вот что теперь делать? Что мне с тобой делать? Заявить на тебя в милицию? На родного сына?

В дверь тихонько поскребся пекинес. Затем раздался голос Маши:

— Что у вас там, мальчики? Секретничаете?

— Ничего, мама. Отдыхай, — откликнулся Николай.

Маша, ничего не ответив, отошла от двери вместе с собачкой.

— Ты почему матери грубишь? — сердито спросил Степанов.

— Извини. Но нельзя ведь, чтобы она узнала.

Конечно, сын был прав. Степанов тяжело поднялся с кресла.

— Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

— А что? То есть я понимаю, но...

— Ничего ты не понимаешь. Из-за этой вашей дурацкой шутки Юрку убили, а теперь твоя очередь!

Сцена двадцать шестая

Томская медленно приходила в себя.

Сначала она не могла понять, где же она находится. Но постепенно до нее дошло, что это больничная палата. Сквозь тонкий пододеяльник колкое шерстяное одеяло щекотало подбородок. Галина скосила глаза. Соседнюю кровать занимала женщина одинаковой с ней комплекции. Обе койки отражались в зеркале, укрепленном над белой раковиной. Могло показаться, что в палате лежат не две, а четыре больные.

Галина поняла, что лицо ее забинтовано. Ну что ж, все правильно. Она в больнице, капельницу ей поставили, рядом какую-то бабу положили, а Галинино лицо забинтовали, чтоб никто не мог разглядеть.

Томская попробовала пошевелиться. Тотчас сделалось ужасно больно. Она не имела сил приподняться. Теперь стало понятно: она и вправду жестоко изувечена.

Но что же с ней все-таки произошло? Она мучительно напрягала память. Вот спектакль, ее, кажется, тысячная «Снегурочка». Аплодисменты. Потом она удаляется в свою уборную. Хочется выпить и забыться. Недавно она поссорилась с Сафьяновым. Он уже гораздо меньше интересуется ею, стал заглядываться на молодых и смазливых. Что же делать? Бороться? Мстить? Разыгрывать прежнюю хохотушку, милую Галочку, ту, которую Сафьянов знает уже не первый год и к которой привык? Сколько сил она потратила, ухаживая за умирающей женой Мих-Миха. Но ведь настоящая, подлинная жизнь певицы, примадонны — это театр. Галина Томская по-прежнему хотела исполнять ведущие партии. С возрастом она очень пополнела. Специалисты утверждали, что лишний вес помогает петь, «держать диафрагму», что называется. Но помогал ли ей лишний вес? Вон Величаева и Грушева — почти худышки! И в зарубежных оперных театрах требуют от певцов быстрых движений, прыжков и кувырков. Да, если честно, она никогда и не любила Сафьянова. Просто держалась за него, чтобы не потерять почетное место королевы Большого. А в театре тем временем явно назревал заговор. Бедную одинокую королеву окружали сплошные завистники. Взять хотя бы юбилей Скромного. Он произнес напыщенную речь, уверял ее в своей преданности. А она выпила залпом бокал шампанского и честно сказала, бросила им всем, что, если ее не будет, они перегрызутся, как собаки, уничтожат друг друга, как пауки в банке. Грушева и Молочкова, молодые подхалимки, сразу же поддержали ее: мы, мол, вас любим, Галина Николаевна. Да, она в тот вечер выпила, пожалуй, слишком много. Она им все высказала. Она им прямо сказала, что, если бы дать им волю, они бы ей не шампанского, они бы ее с удовольствием угостили толченым стеклом. А потом, уже на следующий день, пошли слухи, будто храбрая Молочкова посмела оскорбить саму приму, саму Томскую. Глупости. При чем тут Молочкова? Разве балерина может быть соперницей певицы? Но ведь Миша так аплодировал Молочковой, все ладони отбил себе. Да, было о чем подумать. Вот она и хотела посидеть после спектакля в одиночестве, глотнуть спиртного, подумать. А тут появился Антон со своими глупыми претензиями. Привык жить не по средствам. Он, видите ли, хочет выкупить роскошную квартиру. Да она бы на чердаке жила, лишь бы петь, лишь бы слышать аплодисменты, видеть на сцене пышные букеты. Ей