class="p1">– Она чудесная! – отвечаю я. – Огромное спасибо. – Забравшись на кресло, поглаживаю покрытое краской дерево. – Фантастически красиво!

Спрыгиваю с кресла и достаю из-под кровати подарок для него.

– Книга, – произносит он, его глаза сияют.

– Да, но не просто книга. Открывай же, – тороплю его.

Рис осторожно ее разворачивает, будто не хочет повредить красную упаковочную бумагу с белыми, зелеными и золотыми звездами. А мне не терпится, когда он закончит.

– Прекрати так подпрыгивать. Это мой первый настоящий рождественский подарок, поэтому хочу насладиться и распаковкой тоже. В конце концов, это часть подарка!

Он толкает меня на кровать, и я не сопротивляюсь.

– Но ты так медленно это делаешь! – ною я, лежа на спине.

– Сейчас. – Рис бережно открывает бумагу. – Вау, большое спасибо, – говорит он, держа книгу.

– Да ладно, не можешь же ты в самом деле думать, что я купила тебе подержанный экземпляр «Убить пересмешника»? Иди сюда! Я тебе кое-что покажу. – Рис садится рядом, и я раскрываю книгу. – Видишь, – с благоговением шепчу я и провожу пальцем по выходным данным, – это первое издание!

Рис тоже поглаживает строчку.

– Но это же слишком дорого! – выдыхает он.

– Логично, да? Но в букинистическом магазине, похоже, не знали, что это первое издание. Они это не проверили, – с видом победительницы объявляю я.

– У меня никогда не было ничего настолько ценного, – признается Рис. Его губы изгибаются в улыбке. – Ты и правда самая классная. Самая классная в мире.

Он аккуратно кладет книгу возле себя и заключает меня в объятия. Щетина на его щеках слегка царапает мне кожу. Рис крепко прижимает меня к себе и гладит рукой по спине.

– Это будут две по-настоящему дерьмовые недели, – говорит он мне на ухо.

– А разве они не пролетят так быстро, что я не замечу, что уезжала? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он. – Но для меня каждый день без тебя будет длиться как год тюрьмы.

– А ты, случайно, чуточку не преувеличиваешь? – Я пихаю его в бок.

– Только если совсем чуточку, – ухмыляется Рис и целует меня.

Прощание следующим утром оказывается не таким сложным, как ожидалось, потому что мы проспали. Мне приходится спешить, чтобы быть готовой ко времени, когда Сэм заедет за мной на машине.

Рис еще не до конца проснулся, когда я выхожу из душа и торопливо одеваюсь.

– Возвращайся в постель, – сонно бормочет он.

– Не могу, Сэм будет здесь с минуты на минуту. Можешь оставаться сколько захочешь. Захлопни за собой дверь, когда уйдешь.

– А это не опасно? – спрашивает Рис.

– Оглянись вокруг, что тут красть? Кроме того, я читала, что воры в большинстве случаев грабят первый этаж, потому что, если проходить мимо других квартир, велик шанс, что тебя заметят.

Раздается звонок.

– Это Сэм.

Я целую Риса и провожу рукой по его щеке:

– Счастливого Рождества, Рис.

– Счастливого Рождества, Тамсин, – говорит он. Затем чуть тише: – Я тебя люблю.

Мое сердце пропускает удар. Внутри все сжимается. Не хочу оставлять его одного. Хочу остаться с ним и сказать, что тоже очень его люблю! Но спешка мешает мне выразить чувства.

– Извини, я не хотел… Тебе пора, Сэм ждет, – добавляет Рис и пытается отстраниться. Но я сажусь рядом. Так я не могу уйти.

– А я люблю тебя! – произношу я и еще раз его целую.

Встаю и закидываю на спину рюкзак. Махнув рукой Рису, я ухожу.

Встреча с родителями в аэропорту проходит скованно. Мама меня обнимает, но папино приветствие – холоднее некуда. Хорошо, что рядом Сэм, который немного разряжает обстановку.

По дороге в Росдэйл мама общается с Сэмом. Мы с отцом проводим бо́льшую часть пути в тишине. Один раз он чертыхается, когда другая машина не уступает ему дорогу. Я смотрю в окно и наслаждаюсь видом деревьев, покрытых недавно выпавшим снегом. На меня накатывает странное ощущение дома, хотя мой дом не здесь. Возвращаюсь мыслями к Рису. Интересно, чем он сейчас занимается? До сих пор поверить не могу, что утром он признался мне в любви. Его слова продолжают эхом звучать у меня в ушах, а на душе становится тепло, стоит об этом вспомнить. Это чувство поможет мне выдержать холодный прием.

Когда мы тормозим перед нашим домом, я прощаюсь с Сэмом. Он достает вещи из багажника и направляется к соседнему коттеджу. Теперь я и правда сама по себе. Папа охает, вытаскивая мой рюкзак. Очевидно, что мой визит он считает излишними хлопотами.

– Я перестелила твою постель и пропылесосила в комнате, – говорит мама.

– Спасибо, – бормочу я.

– Хорошо, что ты приехала, Тамсин. – Надеюсь, она действительно так думает.

Дом встречает меня знакомым запахом. Но мне не удается ощутить атмосферу праздника и приятных воспоминаний.

Вечером мы садимся ужинать, и мама просит рассказать про учебу. Ее голос звучит язвительно. Отец не поднимает взгляда от тарелки.

– Все хорошо, – начинаю я. – С обязательными дисциплинами справляюсь без проблем. И предметы, которые взяла дополнительно, мне очень нравятся. Дискуссии о литературе – это как раз для меня.

Папа фыркает:

– И каким образом это поможет тебе платить за жилье? Насколько знаю, ты отказываешься выйти замуж за мужчину, который сможет тебя прокормить. Вероятно, ты свысока смотришь на меня и свою мать из-за того, что мы предлагали тебе надежный дом.

– Нет, пап, ничего подобного, – быстро отвечаю я. Решения, которые принимали родители, – это только их решения. Мне бы и в голову не пришло презирать их за то, что они выбрали традиционное распределение ролей. – Но, может, вы попробуете понять и меня. То, что сработало в вашем случае, не обязательно сделает счастливыми остальных.

– Сделает счастливыми, – передразнивает отец. – Дело не только в самореализации и удовольствии, дочка. Однажды приходится брать ответственность за себя и других. Как это сделал бы Доминик.

– Доминик, – повышаю голос я. – Он здесь при чем? Если ты забыл, он изменил мне. В нашей квартире. Мне очень жаль, но ваш горячо любимый Доминик оказался не таким, каким казался.

– Он совершил ошибку, Тамсин, единственную. Ты ведь выучила «хипповые» принципы дедушки. Разве прощение в их число не входит? – вмешивается мама.

– Но сейчас мне гораздо лучше, – предпринимаю новую попытку я, но папа комкает салфетку, кидает ее на стол рядом с тарелкой и встает.

– Гарольд! – зовет мама, чтобы заставить его сесть обратно.

– Я не намерен больше это выслушивать! – орет он. – У нее могло быть все. Это твой отец виноват. Ты всегда вела себя с ней слишком мягко. Мы обязаны были защитить ее от него.

– Все, с меня довольно! – кричу я. – За то, кем стала, я обязана дедушке и чертовки этому рада.

– Следи за выражениями, – одергивает меня мама.

– Чертовски рада, – громче повторяю я. – Я наконец счастлива, а вы не стараетесь меня понять. Вы хотите, чтобы я вернулась сюда, в дом, где никогда не могла быть свободной. – Мама ахает. – Да, мам, для меня этот дом тюрьма. Мы с Домиником не подходили друг другу, и я не вписывалась в эту семью. Но вместо того, чтобы порадоваться, когда я нашла то, что доставляет мне удовольствие и, кстати говоря, еще и любовь, вы все уничтожаете и выставляете меня наивной и глупой. – Как же я зла на них! Я начинаю распаляться, и тут мама примирительно поднимает руку.

– Все это бессмысленно. В конце концов, скоро Рождество. Не надо ссориться.

Невероятно, но даже в этот момент, во время нашего первого откровенного разговора, она пытается не потерять лицо. В Рождество не принято ссориться. Точка. У меня вырывается смех.

– Гарольд, ты сейчас же сядешь на место. Тамсин, ты расскажешь нам о своем новом… друге. Я приготовила ужин и собираюсь насладиться им в кругу семьи.

Папа садится, разглаживает салфетку на коленях и начинает судорожно отправлять в рот фасоль. Мама с довольным видом кивает и обращается ко мне:

– Итак? Мы имеем право хотя бы узнать, с кем у тебя завязались отношения?

Я сглатываю. Я не планировала говорить о Рисе. Но слова сорвались у меня с языка. Возможно, мама права и нам следует поддерживать видимость нормальной семьи. Если хотим продержаться следующие две недели, это нам очень поможет.

– Его зовут Рис. Я познакомилась с ним в кафе.

– Рис. Интересное имя, – говорит мама, вероятно, чтобы хоть что-то сказать. – Он учится с тобой?

– Нет. Он… работает.

– Это хорошо, –