сказал, ты не поддерживаешь связь с семьей? – спрашивает Терренс.

– Нет, сэр, мы не общаемся уже несколько лет, – подтверждаю я. В обычных обстоятельствах меня бы смутил этот вопрос, но я знаю, что родственники Малика поддерживают его, несмотря ни на что, поэтому мне не так неловко.

– Значит, все это время ты был сам по себе?

– Да, так и есть.

– Сколько тебе лет? – интересуется Джейд.

– Двадцать один.

– Двадцать один и совсем никого. – Джейд вздыхает.

– Послушай, сынок, – говорит Терренс, и я почти вздрагиваю на слове «сынок». Давно меня так не называли. – Приходи к нам в любое время. Мы не так богаты, но тем, что есть, всегда поделимся с друзьями Малика.

Я сглатываю.

– Огромное спасибо, – произношу я, радуясь, что в полутьме вряд ли можно разглядеть эмоции на моем лице.

Когда мы собираемся домой, Джейд крепко меня обнимает, а Терренс хлопает по плечу. Жасмин, спрятавшись за гардеробом, робко пищит:

– До встречи, Рис!

Это был настоящий праздник, и я с легким сердцем иду рядом с Маликом по увешанным гирляндами и огнями улицам.

Несмотря на замечательное Рождество и на то, что я много работаю, чтобы отвлечься, не проходит и секунды, чтобы я не скучал по Тамсин. По ее голосу, ее жизнерадостности, ее телу. Лишь теперь понимаю, насколько легкость, с которой, как казалось, мне удалось взять жизнь в свои руки, связана с ней. Пугающая мысль. Нельзя быть для Тамсин обузой.

Я решаю, что в оставшиеся до возвращения Тамсин дни займусь собой. С головой окунусь в жизнь, чтобы доказать себе, что могу это сделать.

В канун Нового года я работаю. После смены Олли спрашивает, не хочу ли вместе с ней и Че отпраздновать в баре в центре города. Хотя меня целый день не отпускает странное чувство, я принимаю приглашение. В конце концов, ходить в бары должно стать для меня чем-то обычным. Да и тени прошлого, которые преследуют меня, кажутся сегодня более реальными, чем всегда, и будет проще развеять их в компании, чем оставшись в одиночестве.

По дороге в бар я слушаю перебранку Олли и Че. И время от времени оглядываюсь, потому что тревожность, которую испытываю с утра, тяжело давит на грудь. Но, надо признать, специфичный разговор коллег отвлекает меня.

– Но если ты еще ни разу не спала с мужчиной, откуда тебе знать, что ты не любишь члены? – спрашивает Че.

Олли вздыхает.

– А откуда тебе знать, что ты не любишь пенисы? – парирует она.

– У меня есть свой. Одного вполне достаточно, – заявляет Че.

– Будь у тебя выбор между двумя сиськами и четырьмя, – не сдается Олли, – что бы ты выбрал?

– Четыре! – молниеносно выпаливает Че.

– Вот видишь! О чем тогда разговор? – отвечает Олли.

Я не сдерживаю смех, а Че с уважением цокает языком:

– Отличный аргумент, Олли, отличный.

Мы занимаем столик в баре «Вертиго», где все украшено гирляндами и серпантином и готово для новогодней вечеринки. Я выбираю место, откуда можно смотреть в окно. Че уходит за напитками. Из колонок звучит рок-музыка, сливаясь с голосами посетителей. Вся мебель из темного дерева, включая барную стойку, за которой на фоне зеркальной стены выстроился впечатляющий набор бутылок водки. Повсюду висят металлические вывески в стиле ретро и старые автомобильные номерные знаки. Приятная атмосфера.

Мы хрустим арахисом, пьем пиво, болтаем. Че рассказывает, как его родители нелегально пересекли мексиканскую границу и эмигрировали в США. Мы с Олли внимательно слушаем. Его мать тогда была беременна им. Они хотели обеспечить сыну лучшее будущее и ради этого поставили на карту свою жизнь. То же я сделаю для Джинни. Риск родителей Че оказался ненапрасным. Друг с гордостью говорит, что окончил старшую школу.

– Я, конечно, не такой умный, как мой младший брат, который наверняка и с колледжем справится, – продолжает он, – но родителям никогда не приходилось за меня беспокоиться.

– У меня тоже есть младший брат. Только он так же далек от колледжа, как я от членов, – вставляет Олли. – Этот мелкий говнюк, к сожалению, рано открыл для себя травку. И теперь целыми днями валяется на диване. Надеюсь, он это перерастет.

– А у тебя есть братья или сестры? – поворачивается ко мне Че.

У меня в горле образуется ком. Я не хочу сейчас думать о ней, не хочу произносить вслух ее имя. Мне вспоминается лицо Джинни, ее детский смех. Медленно качаю головой.

– Принесу нам по второй порции, – объявляет Олли.

– Нет, сиди, я схожу, – вызываюсь я. Мне нужно несколько минут, чтобы взять себя в руки. Я почти готов был заговорить о том, что касается только меня. Обсуждать с кем-то эту тему слишком рискованно. Я не рассказывал даже Тамсин, еще и потому, что это слишком болезненно. Во мне живет страх, что за время моего отсутствия могло что-то случиться.

У бара полно людей. Я медленно продвигаюсь вперед. Вдруг снова возникает ощущение, будто за мной кто-то наблюдает, и я оглядываюсь. Нет, это просто паранойя. Наверное, дело в толпе.

Когда подходит моя очередь, я заказываю три пива. Пивные краны отражаются в отполированной до блеска поверхности стойки. Я скорее чувствую, чем вижу, что кто-то протискивается сквозь толпу и встает возле меня. Мужчина медленно барабанит пальцем по столешнице. Мой взгляд падает на его руку… и к горлу подкатывает тошнота. Я знаю эту татуировку, которая начинается с кончика хвоста скорпиона на правой кисти, а тело, голова и клешни тянутся по руке, плечу и груди. Не смея поднять голову, молюсь, чтобы это оказалось кошмарным сном.

– Так и знал, что это лишь вопрос времени, – внезапно произносит у моего уха холодный голос.

Замечаю, что бармен ставит передо мной бокал.

– И вот мы встретились.

– Чего ты хочешь, Ганнибал? – выдавливаю я. Приходится прикладывать усилие, чтобы говорить сдержанно, но у меня ничего не получается. Я поднимаю взгляд и смотрю в его черные, полные ненависти глаза.

– Я вообще ничего не хочу, – отвечает он. – Только… – Он делает театральную паузу. – …Поздороваться. Разве нельзя пожелать старому знакомому счастливого Нового года? – тихо смеется он.

– Давно… ты… вышел? – Мне тяжело дышать. Ноги начинают дрожать.

– Вчера. За хорошее поведение. Мне и правда зачлось, что я оставил тебя в покое. – Он хлопает меня по плечу, и у меня чуть не подгибаются колени. – Решил сказать тебе за это спасибо.

Бармен ставит передо мной еще два бокала. Я кладу деньги на стойку. Он благодарит, а когда я собираюсь повернуться к персонажу из своего фильма ужасов, оказывается, что Ганнибал уже исчез. Пульс зашкаливает, и мне приходится опереться на стойку, чтобы не упасть.

На нетвердых ногах возвращаюсь к столику и ставлю на него пиво.

– Что с тобой случилось, Рис? – спрашивает Че. – Ты будто призрака увидел.

– Что-то типа того, – бормочу я, сделав большой глоток из бокала. А потом еще один.

– Все в порядке? – уточняет Олли.

– Да-да, все хорошо, – не очень убедительно отвечаю я и снова отпиваю пива. Нельзя говорить, что я только что увидел монстра. Монстра, который мучил меня и унижал, пока я почти не потерял желание жить. Если бы в моих снах время от времени не появлялось счастливое детское лицо, не знаю, сидел бы я здесь сейчас. Только ради нее я начал сопротивляться. Обрел силу.

– Ну ты и хлещешь, приятель, – замечает Че.

– Пить захотелось, – словно извиняясь, отвечаю я. Не заметил, как почти осушил стакан.

Меня будит головная боль. Пара секунд уходит на то, чтобы сориентироваться. Я лежу в своей кровати, не представляя, как сюда попал. Что произошло?

Я с трудом выпрямляюсь, застонав от боли. Запястье опухло и не может выдержать мой вес. Стук в голове усиливается.

В дверь кто-то стучит.

– Да? – хриплю я.

– Хорошо, что ты проснулся, – говорит Малик. – Я приготовил тебе кофе. – Он протягивает чашку, и я делаю глоток. Мир вокруг становится четче. – Старик, что случилось? – спрашивает Малик. – Я серьезно за тебя волновался.

Я в замешательстве моргаю.

– Че позвонил мне среди ночи и спросил, не могу ли я забрать тебя из бара. Мужик, ты был не в себе, когда я приехал.

– А что у меня с рукой? – Пытаюсь покрутить запястьем, и его пронзает острая боль.

– Ты так напился, что упал. Всем весом на запястье. Мог и вывихнуть.

Застонав, откидываюсь на подушки. Обрывки воспоминаний о вчерашнем вечере возвращаются. Олли, Че. Бар. Пиво. При мысли об этом меня начинает тошнить.