образом выдам себя. Или Делайл выдаст себя. А мне этого не хотелось. Стоило для начала разобраться наедине с собой, затем с Делайлом… В общем, я изо всех сил старалась не встретиться с ним взглядом, не заговорить с ним и не коснуться ненароком. Последнее все же случилось, когда он вручил мне букет темно-алых роз, благоухающих теплым, медвяным ароматом, и незаметно для других ласково огладил мою руку. Я вспыхнула, словно факел, и смущенно потупила глаза.

Дел уловил мой настрой и не настаивал со знаками внимания, подыгрывая мне, однако я неизбежно, всем своим человеческим и лисьим существом, чувствовала его неусыпное внимание, и даже, казалось, ощущала кожей его мысли, окутавшие меня подобно плащу. Память о его пылких поцелуях все еще пламенела на коже там, где он их оставил. Я точно знала – он думал обо мне, и это знание будило в душе что-то робкое, волнующее, нежное, с привкусом эйфории.

На кристаллофон пришло сообщение от Эйдана. «Прости, что не смог присутствовать на отборе, отвлекли важные семейные дела» – высветилось на экране.

– Ну да, ну да… – промолвила я с сарказмом себе под нос.

– Эйдан пишет? – предположила Эмилия, угадав отправителя.

– Ага, – кивнула я. – Уверяет, что его присутствие сейчас невозможно в виду срочных семейных дел.

– Интересно только, правда ли это или повод не приезжать, – рассуждала Герда.

– Или ему просто неинтересна моя жизнь. А может быть, ему надоело пытаться меня перевоспитать под свои жизненные взгляды, и он устал со мной бороться, – подумала я вслух, на что мои подруги переглянулись и синхронно вздохнули.

– Мари, а оно тебе надо вообще, вот такое? – задалась вопросом Алесса.

В ответ я равнодушно пожала плечами. Ко мне вдруг пришло понимание, что мы зашли в тупик. Эйдан хочет, чтобы я всегда была рядом с ним и приняла его образ жизни, который мне совершенно чужд. Какой тут может быть выход?

Стало ясно как белый день, что мы совершенно разные, с полярно-противоположными взглядами на жизнь. К тому же Эйдан мастерски избегал серьезных разговоров о нас, а в последнее время стал избегать и меня. Ну что за ребячество! Какой смысл в таких отношениях, как наши? Для чего заставлять играть сломанную пластинку? Какой смысл пытаться танцевать на изношенных пуантах? Правильно, никакого. И если Эйдану не хватает смелости заговорить об этом первому, то, значит, это сделаю я. Жизнь – это бесценный дар, и невероятно глупо делить ее с тем, кто тебя не ценит.

* * *

Сегодня после занятий, уже вечером, Эмилия и Герда разъехались по домам, а я осталась одна в нашей секции. Взяв с собой новые пуанты, отправилась в танцевальный зал. Там меня ожидала магистр Иолари. Из окна зала я видела, как Эйдан шел с друзьями в сторону парка Академии, и в голове билась мысль, что я должна сделать это сегодня. Иногда, чтобы не плакать, нужно уходить первой.

Я честно отработала занятие, и, быстро переодевшись после него, выбежала на улицу и направилась в парк. Эйдан нашелся почти сразу. Он и еще несколько его приятелей тренировались на мечах под раскидистым дубом. Мое появление заметили издалека, и мне показалось, что Эйдана не обрадовал мой визит. Что ж, если это так, то прямо сейчас я избавлю его от этого тяжкого бремени – быть со мной и терпеть меня.

– Пройдемся? – предложила я, желая уйти подальше от любопытных глаз и ушей.

Тот, кто считает, что мужчины не столь любопытны, как женщины, – глубоко заблуждается.

– Знаешь, Эйдан, я в последние дни часто думаю о нас…

Услышав от меня эти слова, он заметно напрягся.

Я же, не обращая внимания на его скованность, продолжила свою речь.

– По воспоминаниям моего брата, наша мама, мир ее душе, об отношениях мужчины и женщины говорила, что счастлив тот союз, где двое смотрят в одном направлении. Вот они с папой как раз и смотрели в одну сторону. Они понимали друг друга без слов. Они принимали друг друга такими, какими были. И всегда могли договориться, если вдруг возникал спор. Но такое у них, по словам Рейнара, случалось редко, по той причине, что мои родители на многие вещи смотрели одними глазами.

– И-и-и, – протянул Эйдан. – Почему мы об этом сейчас говорим?

– Я просто пытаюсь подойти к тому, о чем хочу сказать, – призналась я. – Видишь ли, Эйдан, я много думала о нас и поняла одну существенную вещь – мы с тобой смотрим на одно и то же совершенно разным взглядом. Мы смотрим в разные стороны, понимаешь?

Губы Эйдана сжались в упрямую линию, взгляд уткнулся в землю.

– Мы с тобой не пара, Эйдан, – произнесла я твердо. – Мы разные, как два параллельных мира, которые существуют рядом, но никогда не пересекутся. Мы ошиблись друг в друге, но эту ошибку еще не поздно исправить. Нам нужно расстаться.

Он резко остановился и посмотрел на меня как-то затравленно и словно виновато.

– Да. – Он сдержанно кивнул. – Ты права. Нам не по пути, и лучше не тратить время друг на друга. Прости, что не сказал тебе раньше. Все как-то слова подбирал.

– Но я подобрала их быстрее, – с усмешкой промолвила я.

– М-м-м… Выходит, что так, – смущенно согласился Эйдан. – Прости меня за эту нечаянную робость.

– Брось, – я махнула на него рукой, – я не в обиде. Забудем все, что было между нами, и каждый дальше пойдет своей дорогой. Всего доброго!

– И тебе всего доброго, Марьяна, – ответил он с явным облегчением.

Резко отвернувшись, я торопливо зашагала прочь. Сердце теплилось надеждой, что он больше ничего не скажет и не окликнет меня, и Вселенная мои надежды исполнила.

Мне категорически не хотелось выяснять отношения. Мое нутро заполнялось вязкой тьмой опустошения, и я ощущала себя невероятно уставшей. Нет, не физически, а душевно. Хотелось просто упасть в траву, слушать тишину и смотреть, как по осеннему небу ветер несет стаи пушистых облаков. Ни о чем не думать, ничем не терзаться и не тревожиться. Хотя… А это возможно вообще? Могу ли я нынче позволить себе такую роскошь – быть совершенно безмятежной и беззаботной, или все это закончилось тогда, когда я узнала, что родилась магом Триумвирата? Или беззаботная пора закончилась, когда я перестала быть ребенком? Но и здесь меня поджидало серьезное противоречие. На Эсфире издавна существовала поговорка: «Пока живы наши родители, мы, несмотря на возраст, остаемся детьми». И по этой поговорке выходит, что мое детство закончилось, когда мне даже пяти лет не исполнилось.

Хотя если вспомнить меня тогда… Нет, все же я оставалась