ребенком. Ребенком, пережившим страшную потерю, что оставила навечно шрамы на сердце. И все-таки детство у меня было. Счастливое, силами брата и близких. Как и все дети, я была беззаботной, милой и наивной. Но жизнь год за годом вносила свои изменения куда-то в самую мою душу. Исчезли беззаботность и безмятежность. Наивность растворилась без следа. Это неизбежный путь взросления, перед которым все равны. И я, понимая, что все эти перемены естественны и закономерны, порой отчаянно желала хоть на миг вернуться в детство ради того, чтобы вновь ощутить то сладостное, солнечно-легкое, эфемерно-невесомое, как утренняя туманная дымка, чувство. Чувство душевной незамутненности, что царит внутри нас лишь в детстве, а потом по мере взросления умирает навсегда, оставаясь лишь в воспоминаниях. Тот день, когда я узнала, что родилась магом Триумвирата, в день нашей инициации, ко мне пришло окончательное осознание – с беззаботностью навсегда покончено.

Как же пусто в груди! Овеянная этим горьким чувством, я часто-часто стучала каблуками по камням дорожки, желая только одного – оказаться поскорее как можно дальше от парка Академии. Хотелось скрыться от чужих глаз, остаться в одиночестве и ощутить пронзительность тишины всем своим существом. Мысли бы еще мятежные из головы прогнать, да не смогу, наверное. Непрошеные слезы заполонили глаза соленой влагой. В этот миг я вдруг ощутила такую необъятную тоску, словно сейчас была совсем одна на всем белом свете, и даже между мной и целой Вселенной не существовало никого. Была лишь я и вечный хоровод миров в недосягаемой вышине. Огромные творения Демиургов, которым и дела нет до крошечной песчинки Марьяны Ирилейв с Эсфира.

Я шла, погруженная в свои мысли, и просторный парк нашей Академии казался мне бесконечным. В этот час он был почти пустым – большинство адептов уже разъехались по домам. Но чей-то заливистый смех отвлек меня, и, повернув голову, я поняла, что дошла до Безымянного озера – по его прозрачной зеленоватой глади скользила лодка, где и сидела смеющаяся влюбленная пара. Я знала их. Это мои однокурсники с факультета воды. Увидев меня, они приветливо помахали мне рукой и вновь сосредоточились друг на друге.

Я пошла дальше. Было ли мне горько от расставания с Эйданом? Нет. Меня тяготило понимание того, что я вновь ошиблась. И если уж быть честной, то мои чувства к нему нельзя было назвать любовью. Скорее, влюбленностью. И от этого мне становилось еще горше, потому что я осознала, что единственный раз, когда любила до спертого дыхания, до хрипоты, до взрыва звезд где-то в груди – это было три года назад, когда я встретила Амаэля. Мой однокурсник, теперь уже бывший. Слава Богам, что он перевелся в Академию Северной империи, откуда сам был родом.

Вот тогда это действительно была любовь. Первая. Оттого, наверное, и такая всепоглощающая и ослепительная. Мне казалось, что во мне разом засияли тысячи солнц, и этот свет разогнал тьму даже из самых потаенных уголков души. На самом же деле этот свет меня ослепил, и я не увидела, что его чувства, в отличие от моих, поверхностны. А там еще и его мама была не в восторге от меня в качестве потенциальной невесты для ее дорогого сына. Она грезила, что Амаэль свяжет себя узами с родовитой эльфийкой, а не оборотнем. Смешанные браки на Эсфире – обыденная вещь. Редко кто из моих знакомых пар принадлежит к одной расе, однако иногда все же встречаются такие вот сторонники однорасовых семей. Однако же взгляды семьи Амаэля резко изменились, как только им стало известно о том, что я – маг Триумвирата. И тогда тот факт, что я не эльфийка, а оборотень, перестал играть существенную роль. На следующее утро, после того самого вечера, когда нам с подругами пришлось разоблачить себя, я получила письмо с предложением стать его нитар и женский браслет-анитари. Этот самый анитари вместе с письменным отказом от предложения я и отправила Амаэлю в качестве ответа. Вот так и закончилась моя первая любовь.

В те времена мое сердце и разум как никогда находились в полном разладе. Сердце рыдало от черной тоски по сероглазому эльфу, что успел поселиться в нем, а холодный разум твердил, что я поступила верно и нам не быть вместе. Шло время, и конечно, я не раз влюблялась. Только вот все это оказывалось ненадолго, да и чувства уже не были столь глубинными и не врастали в сердце так, как тогда с Амаэлем, и я каждый раз ловила себя на мысли, что после него я больше не любила, а лишь искала и не находила ему замену.

– Посмотри, Марьяна! Посмотри сюда! – тихо прошелестел чей-то голос рядом со мной.

Я встрепенулась, прогоняя тяжкие мысли, и оглянулась в поисках источника звука. Я все еще была у озера. Лодка, где сидели мои однокурсники, причалила на противоположном берегу, а этот берег, где стояла я, сейчас пустовал. Пятница, как-никак, многие адепты разъехались по домам до воскресного вечера или утра понедельника.

– Марьяна, загляни в прошлое! Оно ждет тебя! – снова прошептал голос, и на этот раз я смогла определить, что звук идет со стороны озера.

«Что-то в последнее время эти голоса становятся постоянными гостями в моей жизни» – тихо проворчала я и подошла к кромке воды. Села на большой валун и посмотрела на свое отражение.

– Смотри, Марьяна, смотри. Ты должна знать, – прошептал таинственный голос у воды.

Мое отражение подернулось рябью, исказив зеркальную реальность, и вместо себя я увидела беспроглядную тьму, словно гладь воды превратилась в ночное безлунное небо, что стремительно окружало меня. На миг я потеряла ориентиры, ничего не видя, но через несколько секунд тьма рассеялась, и я увидела речку, петлявшую через опушку леса, и вековые сосны, пронзающие верхушками пасмурное небо.

– Да уж, вот так полет выдался в этот раз! Еле отбились, благодаря твоему дару! – услышала я рядом с собой чей-то голос, явно принадлежащий молодой девушке и будто смутно знакомый.

Обернулась и забыла, как дышать. Горло сдавило спазмом, а сердце ухнуло куда-то вниз, словно в пропасть.

– Мама, – сорвался шепот с моих губ.

Без сомнений, передо мной сейчас была она вместе с Элоизой – мамой Делайла. Они выглядели непривычно для меня – с короткими стрижками и в советской, изрядно потрепанной и даже кое-где подпаленной военной форме. Широкие штаны, пошитые явно для мужчины, держались на тонких талиях за счет туго затянутых ремней. Такими я видела их на старых земных снимках, и чаще всего рядом в кадре были самолеты. Но за те годы, что отмеряла мне жизнь