под материнским крылом, я запомнила их с подругой совсем другими – длинноволосыми и в платьях по моде Эсфира. Я, на миг позабыв, что это лишь видение, подбежала к маме, но мои руки прошли сквозь нее, ощутив бесплотную пустоту.

Слезы упали на щеки, и я ощутила, как горько заныло где-то в области сердца – там, где потери навсегда оставили неизбывные шрамы и незаживающую тоску. Сдавленное спазмом горло мешало сделать полноценный вдох, но я напомнила себе, что нахожусь здесь неспроста и нужно взять себя в руки. Но как же сложно оказалось видеть живыми тех, кого уже не было с нами целые годы! Сердце полнилось печалью по безвозвратному, и эта печаль все бежала и бежала влажными дорожками по щекам, а я наблюдала, как мама с Элоизой умывались водой из реки, опасливо озираясь. Мама настороженно прислушивалась, так знакомо наклонив голову. Я тоже прислушалась и уловила голоса где-то в нескольких километрах.

– Слышишь что-нибудь? – тихо спросила у нее Элоиза.

Мама в ответ кивнула.

– Вон оттуда, к северу, слышны выкрики. – Она показала рукой направление.

– Немцы или наши? – решила уточнить Элла.

– Немцы, чтоб им пусто было, – злобно рыкнула мама. – Самолеты нам угробили, сволочи!

– Хорошо хоть, сами живы остались! Главное, теперь бы до своих добраться, – с жаром промолвила Элоиза.

– В том-то и вся загвоздка, что если идти напрямик, то фрицы как раз на нашем пути, – посетовала мама. – Придется сильно отклониться к востоку, чтобы не столкнуться с ними. Если бы точно знать, что среди них нет Одаренных. Но мы не можем этого знать, а потому придется быть осторожней. А ради этого мы вынуждены пойти более длинным путем.

Мамина подруга шумно выдохнула, устало покачав головой.

– Как же я устала, Боги, как устала!

– Что, прям невмоготу уже идти? – забеспокоилась мама. – Прости, я со своей лисьей выносливостью подзабыла, что у тебя-то ее нет. Давай тогда тут в овражке схоронимся под ветками да отдохнем пару часов. А как завечереет, снова выдвинемся в путь.

– Да я в общем говорила. О войне этой проклятой, – пояснила ей Элоиза. – Такое тягостное чувство порой, что ни конца ни края этому не видать.

– Когда-нибудь и у этой войны наступит край, – философски рассудила мама. – И мы доживем до этого дня, точно доживем! Главное – верить в это. Вера огромную силу имеет.

– Дойти бы до самого Берлина. До самой цитадели зла! – с мечтательной улыбкой промолвила Элоиза.

– Непременно! – с жаром поддержала мама подругу. – Мы с тобой еще увидим поверженный Рейхстаг, я тебе точно говорю!

– А потом начнется мирная жизнь без войны, – все так же мечтательно промолвила Элоиза. – И, милостью Богов, мы с тобой еще наденем подвенечные платья. Молочно-белые, как лепестки цветов адьяны, что распускаются на склонах гор в княжестве Ривэрейн. С нежным кружевом и жемчугом, легкие и воздушные, как утренние облака над озерами. Будет много гостей, храмовые колокола на закате будут звонить на всю округу…

– А фата у эсфирских невест есть? – полюбопытствовала мама.

– Конечно, есть! – воскликнула ее подруга. – В храм Солнца и Луны невеста в день свадьбы должна войти с покрытой головой.

– Тогда я хочу фату длиной до самых пят! – с восторгом провозгласила мама. – И чтобы тонкое кружево по кантику…

Вдруг девичьи мечтания прервал резкий звук пулеметной очереди, раздавшийся там, откуда доносились обрывки фраз на немецком. Девушки испуганно притихли, и нечаянное волшебство момента оказалось разрушенным.

– Так, что-то размечтались мы с тобой не к месту, – сказала мама, понизив голос. – Давай-ка мы пока повременим с привалом и отойдем еще подальше.

– В деревню, думаю, все же лучше не заходить, – рассудила Элоиза.

– Да, лучше так же по лесу идти, – согласилась мама и, снова зачерпнув ладонями речную воду, плеснула себе в лицо.

Потом резко вскинулась, повела носом из стороны в сторону, словно учуяла что-то.

– Человек где-то совсем близко. Пожилой, – сообщила она тихо.

Я оглянулась и заметила старенькую бабушку, идущую к нам. Я затруднялась определить ее возраст, потому как на Эсфире, где жители не были знакомы со старением, все бабушки выглядели, как молодые девушки, которым максимум двадцать пять лет.

Пожилая женщина подошла к нам, но раз уж я была здесь гостьей, в этом отрезке прошлого, которое мне решили свыше показать, бабушка смотрела сквозь меня.

– Девчата! Солдаты, что ль? Красноармейцы? – спросила удивленно она, подслеповато щурясь и разглядывая девушек.

Мама с Элоизой закивали.

– Да вот, подбили нас фрицы со своих «Мессершмиттов», – пояснила старушке мама. – Как воронье окружили нас. Думали, что все уже, прикончат. Но обошлось. Только вот боевые наши птички сгорели уже на земле.

– А вам удалось выбраться? – пораженно выдохнула старушка и всплеснула руками.

– Еле удалось, если уж быть честными, – ответила хмурая Элоиза. – Но спасибо, что сами живы остались.

– Вот это и самое главное, – веско заметила женщина. – Что живы остались и руки-ноги целы. Мы всей деревней наблюдали, как кружили эти изверги над вами. Смотрели, смотрели, и аж сердце у всех замирало! Потом два столба дыма увидели и подумали, что все-таки достали вас немцы. Как же вам теперь к своим попасть?

– Да вот так и попасть – ножками, – усмехнулась Элоиза. – Мы уже сутки по лесу идем.

– Да мои ж вы ласточки! Поди, совсем из сил выбились! – снова всплеснула старушка руками. – Идемте, я вас молочком напою, да картошка у меня с хлебом. И даже сала немного имеется. Невестка моя еще солила, перед тем как на фронт уйти. А нынче и свиней нет, немцы в деревню как зашли, так всех себе и забрали, чтоб им подавиться. Идемте!

– Нам неудобно объедать вас, – попыталась вежливо отказать мама.

– Идемте! – с нажимом промолвила старушка. – Как раз и поговорим. Я не просто так сюда шла. Знала, что вас встречу.

И, развернувшись, бабушка поманила Элоизу с мамой за собой. Те удивленно переглянулись и пошли следом. Я шла рядом, разглядывая женщину. Пестрое летнее с запа́хом платье простого покроя, седые волосы убраны под светлый платок, лицо покрыто морщинами, светло-голубые глаза смотрят внимательно и остро. Стоило мне взглянуть магическим зрением на пожилую незнакомку, как сразу стало ясно, что перед нами Одаренная – та, что рождена человеком, но имеет сильный магический дар. Судя по тому, как удивленно распахнулись глаза мамы и Элоизы, они тоже это увидели.

– Вон хата моя, самая крайняя у леса, – сказала старушка и показала на видневшийся неподалеку маленький дом – деревянный сруб, огороженный таким же деревянным частоколом.

Пока мы шли к дому старушки, девушки успели познакомиться с ней. Она сказала, что ее можно звать просто бабушкой Зоей.