Иронично то, что им потребовалось десять лет, чтобы начать писать хиты, и это совпало с тем, что я стал вокалистом по неволе – как минимум в подвале на Черчфилд-роуд.

Каждый вечер я возвращался домой к Энди.

«Еще не нашли вокалиста?»

«Нет. Никто не подходит под наши критерии».

Мы проводили прослушивания уже пять или шесть недель. Мы просмотрели уже около тридцати парней. Это уже стало нас утомлять. Так как времени становилось все меньше – мы подумывали (что неудивительно) о новом туре, – нам нужно было уже начать записывать альбом. По крайней мере, у нас был отличный материал.

Мы отправились в Trident с новым сопродюсером Дейвом Хентчелом и начали энергично записывать песни. Я принимал наибольшее участие в Los Endos; для этой песни я переработал ритм из Promise of a Fisherman Карлоса Сантаны в его недавно вышедшем джаз-фьюжн альбоме Borboletta. Squonk получилась в стиле Led Zeppelin. А композиция Robbery, Assault and Battery доказывала, что Genesis все еще умели писать свои знаменитые песни-рассказы.

Мы были очень довольны этими вещами. Они звучали мощно, свежо и необычно. Мы чувствовали себя новой группой и звучали соответствующим образом.

Затем мы быстро перешли к вопросу о том, как разделить бэк-дорожки и кто к какой песне будет писать текст. Мы были очень ограничены во времени, потому что треки были записаны, а вокалиста все еще не было. Таким образом, мы наконец решились дать одному кандидату шанс. Мик Стриклэнд был немного лучше остальных, и мы позвали его в Trident, чтобы он попытал свои силы уже там. Мы дали ему Squonk. Он запорол первую же строчку: Like father, like son… Мы даже не знали о том, какая у него высота тона или диапазон. Мы сразу же с радостью спихнули на него эту песню.

Бедный парень. Это была совсем не его высота. Нам пришлось поблагодарить его и распрощаться с ним. Сейчас я вспоминаю эту ситуацию, и мне обидно за него. Мне пришлось впоследствии стать тем храбрецом, который должен будет исполнять песни на заданной высоте. Но тогда, однако, мы даже не рассматривали такой вариант.

Но Squonk была новой песней, и она мне нравилась. По сути, у нас тогда не было других кандидатов, время студийной записи истекало, и терять было нечего. Итак, я предложил: «Может, мне стоит попробовать?» И ребята пожали плечами: «А что еще остается делать?»

Глубоко в душе я знал, что если мне дадут шанс, то я справлюсь, но совсем другое дело – в реальности петь ее. Иногда твой мозг говорит «да», в то время как голос кричит «нет».

Но я попробовал, даже несмотря на то, что не совсем понимал текст Майка. Тони и Майк позже рассказали мне, что в тот момент над их головами зажглась лампочка, как в мультиках. Они посмотрели друг на друга, и их поднятые брови красноречиво выражали все: «Боже мой, у него получилось!» Оглядываясь назад, я осознаю, что это был поворотный момент для меня. Атмосфера в студии была отличной и позволяла нам продолжать работу до тех пор, пока вокал и музыка не достигли нужно уровня. Но не забывайте, что я по-прежнему не хотел быть ведущим вокалистом.

И все же, и все же… Мы все еще были в растерянности. Парень, на которого мы так надеялись, оказался никуда не годным… и вдруг барабанщик попробовал спеть, и получилось не так уж плохо… но стоит ли ему быть вокалистом всего альбома? Это вообще разумно?

Мы записали еще несколько вариантов, откорректировали их, пришли на следующее утро, прослушали еще раз и согласились: все равно звучало достойно.

Я очень не уверен в этом, но интересно, смогли бы мы найти вокалиста или нет? Хоть это и было больше похоже на поиски иголки в стоге сена.

Мы отложили поиск кандидатов из-за нехватки времени – нам нужно было продолжать работу. Довольно быстро, одну за одной мы записывали песни. Robbery, Assault and Battery была особенной и отлично получалась с самого начала – я даже добавил в манеру исполнения песни частичку моего Доджера. Потихоньку я подавал признаки того, что могу не только просто исполнять песни, но и добавлять в них что-то свое. Немного самобытности в каждое слово. Я мог оживлять песни, не прибегая к визуальным эффектам (как это делал Питер).

Некоторые песни требовали особо больших усилий. Mad Man Moon написал Тони, и мелодия этой композиции была совсем не привычной для меня, учитывая особенно то, что мне приходилось учиться всему на лету, прямо в студии. Я привыкну к этому уже через пару лет. A Trick of the Tail также написал Тони, но ее мне было гораздо проще исполнить. В целом быть вокалистом всего альбома оказалось проще, чем я думал изначально.

И вдруг мы закончили. Тогда я был уверен, что больше такого не повторится. Я записал вокал для всего альбома, но это было только временным решением, ведь не могло быть и речи о том, чтобы я исполнял все это на сцене. Итак, проблема была все та же: мы все еще без вокалиста.

Я поехал домой к Энди и Джоули в Илинге.

Энди: «Как идет работа над альбомом?»

Я: «Я был вокалистом во всех песнях, и они звучат отлично».

Энди: «Ну а почему бы тебе не стать вокалистом?»

Я: «Ты сейчас серьезно?! Я барабанщик. Я не хочу выходить на авансцену и вилять своей задницей. Между мной и публикой есть защитная стена – мои барабаны, и мне это нравится».

После окончания записи альбома мы еще раз порылись в пленках, которые нам прислали кандидаты. «Вы уверены, что совсем никто из них нам не подходит?»

Нет, никто из них не подходил и не подойдет никогда.

В конце концов я сказал: «Черт, да, я мог бы стать вокалистом, но…»

Мы оказались между молотом и наковальней. Принимая во внимание все варианты, казалось, что барабанщик был последней отчаянной надеждой группы. Но никто из нас не мог воспринимать это абсолютно серьезно. «Бэкмен» может стать хорошим фронтменом? Вы уверены?

Я испытывал крайне противоречивые чувства, потому что я на самом деле любил играть на барабанах. Я жил только ими. Однако нельзя было не признать очевидное: я мог и умел петь.

В итоге мы пришли к компромиссу: я всерьез рассмотрю возможность стать вокалистом, если найдется барабанщик, которого я одобрю, так как я не хотел на сцене постоянно оглядываться, следить за его игрой и молчаливо упрекать его. Я также не мог делать две вещи одновременно – это точно было плохой идеей. Дон Хенли хорошо справлялся с этим в течение одной-двух песен, Левон Хелм справлялся отлично, но тоже в течение одной-двух композиций. Но никто не сможет поддерживать связь с публикой в течение двухчасового выступления. Ведущий вокалист, поющий за барабанной установкой, будет выглядеть странно для аудитории. Любому контакту барабанщика с аудиторией будет мешать огромная ударная установка.

Медленно, неохотно, возражая и скрипя зубами, я примирился с этой идеей. Да и в конце концов я ведь сам решаю, как мне жить и что мне делать.

Билл Бруфорд (до недавнего времени игравший в Yes) был моим хорошим другом, познакомившим меня со многими неплохими джазовыми барабанщиками. Однажды он зашел на одну из репетиций Brand Х – мы работали над Unorthodox Behaviour – и спросил меня: «Как дела в Genesis»? Еще не нашли вокалиста?»