– Никто никогда не узнает, – загадочно сказал Куин. Черт, онмог сделать так, что рыжий и не вспомнит… хотя пока парень не представляетугрозы для вампиров, нет причин вытаскивать «Свиффер» и все подтирать.

– Ты же вроде говорил, что не гей… – В тоне сквозила печаль,будто мужчина чувствовал себя не совсем комфортно из-за того, чего хотело еготело.

Куин сократил расстояние между ними, прислонившись грудью крыжеволосому. А затем схватил парня за шею и прижал к своим губам. Поцелуйсделал то, что и планировалось: выкинул из уборной все мысли и оставил лишьощущения.

И тут случилось оно. Дважды.

Когда все закончилось, парень не предложил свой номер. Онэффектно вышел, но было ясно, что это его первый и последний эксперимент – чемуКуин нисколько не возражал. Они разошлись молча, каждый вернулся к своей жизни,рыжеволосый – в бар… а Куин отправился в одиночку бродить по улицам Колдвелла.

Лишь грядущий восход заставил его вернуться сюда.

– Гребаный ад… – сказал он сам себе.

Вся ночь стала уроком, царапающим ядовитым плющом – да, вжизни бывают времена, когда не помешает заместитель: на собрании совета,например, когда ты посылаешь кого-то еще высказать свою точку зрения. Или когдатебе нужно что-то из супермаркета, и ты даешь свой список доджену. Или когда тыпообещал сыграть в бильярд, но слишком сильно напился, чтобы держать кий,поэтому отправил кого-то еще погонять твои шары.

К сожалению, теория с заместителем определенно не находилаприменения, когда ты хотел быть тем, кто лишит кого-то девственности, но нестал им, и в голову не пришло ничего лучше, чем пойти в клуб, найти кого-то спохожими физическими чертами, например… ну, скажем… цветом волос… и трахнутьего.

В такой ситуации с заместителем ты в итоге чувствуешь себяопустошенным, и не потому, что твои мозги отключились, и ты пребывал напосткоитальном облаке ооооооооо, дааааа.

Стоя в этом тоннеле в полном одиночестве, Куин был абсолютнопустым внутри оболочки из собственной кожи. Город призраков, лучше и нескажешь.

Как жаль, что его либидо не могло похвастаться блестящимиидеями. В тихом одиночестве он начал представлять, каково это – быть на местесвоего кузена, спускаться с Блэем вниз на ужин. Быть тем, кто делит с парнем нетолько постель, но и спальню. Каково это, встать перед всеми и сказать: Эй, этомоя пара…

Ментальная изоляция, последовавшая за этим небольшим полетомфантазии, была настолько глухой, что показалось, будто его ударили в голову.

И в этом-то и проблема, так ведь?

Потирая свои разные глаза, Куин вспомнил, как сильно егоненавидела семья. Его вырастили с верой, что генетический дефект, заключавшийсяв обладании голубой радужкой на одном глазу и зеленой на другом, означал, чтоон был ненормальным уродом, и они относились к нему как к позору рода.

Ну, вообще-то все даже хуже. Все кончилось тем, что егопнули из дома и послали Хранителей чести преподать ему урок. Вот как он стал прошедшим.

И они еще не знали о других его «ненормальностях».

Например, о желании быть со своим лучшим другом.

Боже, ему не требовалось зеркало, чтобы увидеть, какой же онтрус и обманщик… но он ничего не мог с этим поделать. Куин был заперт в клетке,от которой не мог найти ключ, годы высмеивания семьей сомкнулись вокруг и недавали сдвинуться. И объяснением этого сумасшествия была лишь его трусливая слабость.Блэй, в отличие от него, сильный. Устав от ожидания, он объявил о своейсущности, и нашел другого.

Черт побери, и это больно…

Выругавшись, он оборвал предменструальный монолог и нехотяначал двигаться. С каждым шагом, Куин приходил в себя, собирая воедино свойбеспорядочный внутренний механизм и укреплял давшие течь трубы.

Жизнь – это череда изменений. Блэй изменился. Как и Джон.

И, очевидно, он был следующим в списке, потому что не могпродолжать жить вот так.

Зайдя в тренировочный центр с задней стороны офиса, онрешил, что если Блэй смог перелистнуть страницу, то и ему это по силам.Независимо от превратностей судьбы, человек сам определяет течение своей жизни;логика и воля означают лишь, что в своей вотчине он может царствовать так, какему заблагорассудится.

И нынешнее положение вещей ему не нравилось. Ни анонимныйсекс. Ни отчаянная тупость. Ни сжигающая зависть и надоедливые сожаления,которые никуда его не привели.

Раздевалка была пуста, ведь занятия не проводились, и он водиночестве переоблачился, раздевшись догола, а затем натянув черные шорты длябега и пару черных «Найков». Зал также был эхокамерой – как раз то, что нужно.

Врубив звуковую систему, он пультом пробежался по имевшимсятрекам. Когда настала очередь Гориллаз – «Клинт Иствуд», он подошел к беговойдорожке и включил тренажер. Куин ненавидел такие тренировки… просто презиралбессмысленную глупую природу всего этого. Лучше трахаться или сражаться, как онвсегда говорил.

Но если ты застрял внутри из-за восхода и вознамерилсяпопытаться хранить целибат, бег в никуда казался довольно, катись все к черту взад, подходящим способом выплеснуть энергию.

Приведя машину в действие, он запрыгнул на нее и началподпевать.

Сконцентрировавшись на белой бетонной стене напротив, Куинпереставлял ноги, снова, и снова, и снова, пока для разума и тела не осталось ничего,кроме повторяемых шагов, биения сердца и пота, выступившего на обнаженнойгруди, животе и спине.

Впервые в жизни он не бежал с бешеной скоростью. Она былаотрегулирована так, чтобы его шаг оставался ровным, и он смог поддерживать егочасами.

Когда ты пытаешься убежать от самого себя, тебя тянет кгромкому и неприятному, к крайностям и безрассудству, потому что это заставляетбороться и цепляться ногтями за край утеса, созданного тобой же.

Куин, как и Блэй, был тем, кем был. Несмотря на желание бытьтам с… мужчиной… которого он любил, он не мог заставить себя пойти туда.

Но, ей-Богу, он прекратит бежать от собственной трусости.Ему нужно взять под контроль свое дерьмо… даже если из-за этого он возненавидитсебя всеми фибрами души. Потому что, может, в этом случае он прекратит пытатьсяотвлечься сексом и выпивкой, и поймет, чего на самом деле хочет.

Помимо Блэя.

Сидя рядом с Бутчем в Эскалейде, Ви являл собой однуогромную контузию высотой шесть футов шесть дюймов и весом в двести пятьдесятфунтов.

Пока они возвращались в особняк, каждый его дюйм гудел, больобразовывала туман, заглушающий внутренний крик.

Значит, он получил часть того, чего хотел.

Но проблема в том, что облегчение уже  исчезало, и ДобрыйСамаритянин за рулем начинал его бесить из-за этого. Но копу было до лампочки. Бутчнабирал номер на своем мобильнике и сбрасывал звонок, снова набирал и сновасбрасывал, будто у пальцев на его правой руке был синдром Туретта.