— Но почему? — Стив испытующе посмотрел на гнома, пытаясь поймать его взгляд, но тщетно… внимание Аверзагара было приковано к огню, и только к огню… — Почему гномы ненавидят и бояться людей?

— Почему? — гном, наконец, повернул широкое тёмное лицо в сторону юноши. — Вы — убийцы есть! Вы убивать гном, это понять можно мне. Но вы убивать и человек! Это мой понять совсем нельзя!

Гном замолчал и снова повернулся к костру.

— Мы убиваем врагов! — пылко воскликнул Стив. — И мы не убийцы, мы — воины, потому что убиваем их в честном бою! — он вспомнил вдруг, как врывались они в волчьи селения, как вели себя там после… вспомнил и поморщился. — Во всяком случае, если мы и убиваем своих врагов, мы просто мстим им за все те зверства, которые они…

Перед мысленным взором юноши вдруг снова, ярко и отчётливо всплыли те давние, страшные события. Двенадцать лет уже минуло, а словно вчера всё это было!

Вот врываются в их селение страшные всадники в волчьих шапках и накидках… вот они, с воем и улюлюканьем мчаться по улицам, поражая стрелами разбегающихся в панике жителей и рубя их налево и направо. А вот уже Стив вместе с отцом сидят в маленьком потайном убежище на огороде. Убежище хорошо замаскировано, оно совершенно не заметно снаружи… и всё должно хорошо окончиться… вот только матери с ними почему-то нет. Сквозь узкую смотровую щель мальчику хорошо видно всё, что происходит сейчас в селении… он всё спрашивает отца про мать, где она и что с ней… но отец, кажется, и сам этого не знает, а потому сильно взволнован, хоть и старается не показать Стиву своего волнения. А потом… потом началось самое страшное…

Зарычав, словно раненый зверь, отец вдруг выбирается прочь из убежища, крикнув напоследок Стиву, чтобы тот оставался на месте и не смел бежать вслед за ним. Ничего ещё не понимая, но уже чувствуя что-то нехорошее, Стив вновь приникает к смотровой щели и вдруг замечает мать, которую тащит за собой на аркане один из этих чужих всадников. Лицо матери страшно искажено, она, кажется, что-то кричит, но крика её не слышно совершенно во всеобщем человеческом вопле…

Дальнейшее же, Стив помнит лишь урывками…

Вот отец, уже с мечом в правой руке и со щитом в левой, бежит как раз наперерез этому всаднику… и тот замечает это и тоже взмахивает мечом, выпустив при этом из рук верёвку. Мать вскакивает на ноги… и в это же самое время отец и чужой всадник сшибаются в смертельной схватке, и меч отца глубоко вонзается в грудь пришельца, и тот падает навзничь, успев в последний момент обрушить свой меч на неприкрытую шлемом голову отца.

Вот мать бросается к отцу, пытается поддержать его… а тот стоит, согнувшись и обхватив обеими руками голову, а между пальцев у него течёт что-то алое и Стив не сразу соображает, что это кровь. Потом отец медленно оседает на землю, а мать, обхватив его за плечи, тащит куда-то в сторону от дороги… тащит и не успевает, потому что в это же мгновение ещё один всадник в высокой волчьей шапке на мгновение заслоняет от Стива и мать, и отца.

Всадник пытается втащить мать к себе в седло, он схватил её за волосы… но матери удаётся вырваться и даже отбежать в сторону… и вот уже в её руках тяжёлый, кованый меч отца. Высоко вскинув меч над головой, мать идёт прямо на всадника, лицо её по- прежнему искажено, но теперь оно искажено ненавистью, оно совершенно чужое, совсем незнакомое Стиву лицо… и всадник, то ли от страха, то ли от неожиданности, подаётся назад, отступает перед женщиной с мечом. А потом в груди матери, словно сама собой, возникает вдруг арбалетная стрела, за ней другая… и мать, выронив меч, падает навзничь, совсем рядом с бездыханным телом отца…

И отчаянный крик самого Стива… и провал, полнейший провал в памяти, ибо очнулся он уже в доме своего дяди…

А потом были погребальные костры, множество погребальных костров… и отца с матерью сожгли вместе, ибо все в селении знали, как любили они друг друга. А для Стива началась сиротская жизнь в доме у дяди, хорошего, доброго человека… но всё равно, для Стива эта была сиротская жизнь. А ещё была бешенная ненависть ко всему волчьему племени, и лютая жажда мести, и желание поскорее вырасти и стать воином…

И вот его желание осуществилось, и юноша отправился в свой первый в жизни поход, закончившийся так неудачно. Его вела, в первую очередь, жажда мести, но, после всех тех зверств, которые творили уже его собственные соплеменники в волчьих поселениях, уверенность в своей правоте незаметно пошатнулась, ослабла… впрочем, окончательно она всё ещё не исчезла.

— Мой тоже ненавидеть люди, — слова Аверзагара возвратили молодого воина к действительности.

Вздрогнув, он снова посмотрел на невозмутимое лицо гнома, а тот, сказав эту фразу, вновь замолчал и молчал довольно долго. Потом он повернулся к юноше и добавил:

— Мой иметь ненависть к люди до встреча с тобой.

— А теперь? — спросил Стив, поражаясь сходству изменения своего отношения к гному и изменения отношения Аверзагара к нему, Стиву. — Теперь ты уже не ненавидишь людей?

Гном пожал широкими плечами, вздохнул.

— Мой не знать ответ, — откровенно признался он. — Мой вдруг понимать, что люди очень разный есть. Мой запутаться совсем.

Гном замолчал.

«Я тоже запутался! — уныло подумалось Стиву. — А хорошо это или плохо — до сих пор не знаю!» Заворочался неподалёку Бар, сонно забормотал что-то. Потом он вдруг сел, посмотрел на Стива.

— Ну, как, порядок?

— Полный!

Бар огляделся по сторонам, зевнул, подобрался поближе к костру.

— Продрог, пока спал! — сообщил он Стиву, усаживаясь рядом с ним. — Никаких происшествий не было?

— Как тебе сказать…

Немного поколебавшись, Стив всё же сообщил Бару о девушке-оборотне, и о том, что он не убил её, проявив досадную мягкотелость.

Но, к удивлению юноши, Бар на него нисколечко не рассердился.

— Молодость, молодость… — он вздохнул и вдруг, совершенно неожиданно, улыбнулся Стиву. — Хорошо ещё, что хватило ума за ней не побежать! — Бар помолчал немного, потом посмотрел на невозмутимо сидящего гнома. — Она, что, и в самом деле ушла?

Аверзагар кивнул.

— Совсем?

Гном снова кивнул утвердительно.

— Это хорошо! — Бар снова зевнул, потянулся, встал. — Впрочем, меня на все эти штучки не купишь! Всажу стрелу прямо в сердце — рука не дрогнет!

Он замолчал, в третий раз широко зевнул и, подойдя к спящему Люку, легонько пнул его ногой под объёмный зад.

— Вставай, толстяк! Наша очередь сторожить!

Стив ожидал, что Люк, по своему обыкновению, разразиться сейчас бранью или жалобами на плохое самочувствие, но, к его великому удивлению, толстяк проворно вскочил на ноги.

— Как скажешь, Баар! — угодливо произнёс он.

— Почему ты меня так назвал? — удивлённо спросил Бар и тут же незаметно подмигнул Стиву. — Я, кажется, не предводитель и никогда им не был!