Маса посмотрел на скорчившегося Сеньку,спрашивает: ты что это?

— Напужался, что стукнете.

— Зачем?

Сенька ему со всхлипом:

— Сироту всякий обидеть может.

Японец наставительно поднял палец: нужно,говорит, уметь себя защищать. Особенно, если сирота.

— Как это — “уметь”?

Тот смеётся. А кто, мол, говорил, что емуучитель не нужен? Хочешь научу, как себя защищать?

Скорик вспомнил, как азиатец руками-ногамимашет, и тоже так захотел.

— Неплохо бы, — говорит. — Да,чай, трудно этак ловко людей мордовать?

Маса подошёл к окну, выпустил пойманную мухуна волю.

Нет, говорит, мордовать нетрудно. Труднонаучиться Пути.

(Это Сенька потом понял, что он слово “Путь”как бы с большой буквы сказал, а тогда не смикитил.)

— А? — спросил. — Чемунаучиться?

Стал ему Маса про Путь объяснять. Что, мол,жизнь — это дорога от рождения к смерти и что дорогу эту нужно пройтиправильно, не то дойти-то дойдёшь, никуда не денешься, только потом необессудь. Если будешь ползать по той дороге по-мушиному, быть тебе в следующемрождении мухой, как та, что жужжала. Будешь гадом в пыли пресмыкаться, гадом инародишься.

Сенька подумал, что это он для образностисказал, к слову. Не знал ещё, что Маса про мух и гадюк взаправду говорил, вовсей натуральности.

— А как правильно идти по Пути? —спросил Скорик.

Оказалось, умучаешься, если по-правильному.

Перво-наперво, как проснёшься с утра, нужноговорить себе: “Сегодня меня ждёт смерть” — и не пугаться. И все время о ней,смерти, думать. Потому не знаешь ведь, когда твой путь закончится, и нужнозавсегда наготове быть.

(Сенька зажмурил глаза, сказал заветные словаи нисколько не напугался, потому что увидел перед собой Смерть, ужас до чегособой прекрасную. Чего ж бояться, если она тебя ждёт?)

Но дальше хуже пошло.

Врать нельзя, без дела валяться нельзя, наперине пуховой спать нельзя (вообще нежить себя ни-ни), а надо себя всякотерзать, испытывать, закалять и в чёрном теле держать.

Послушал Сенька, послушал, и чего-то незахотелось ему этакую страсть выносить. И без того набедовался, наголодался,только-только к настоящей жизни принюхиваться стал.

— А попроще нельзя, без Пути? Чтоб толькодраться?

Маса от такого вопроса расстроился, головойпокачал. Можно, говорит, но тигра тебе тогда не победить, только шакала.

— Ничего, с меня и шакала хватит, —заявил Скорик. — Тигра можно сторонкой обойти, ноги не отвалятся.

Японец ещё пуще закручинился. Ладно, говорит,ленивая душа, бес с тобой. Снимай курточку, будет тебе первый урок.

И стал учить, как правильно падать, если сразмаху по морде бьют.

Сенька науку освоил быстро: исправно падал,через голову перекувыркивался и на ноги вставал, а сам всё ждал, когда же Масаспрашивать станет, откуда у хитровского голодранца богатство.

Нет, не стал.

Однако перед тем, как уйти, сказал:

— Господин спрашивает, не хочешь ли ты,Сенька-кун, ему что-нибудь рассказать? Нет? Тогда саёнара.

Это по-ихнему “пакеда”.

* * *

И повадился в нумера ходить, дня не пропускал.

Спустится Сенька к завтраку — а Маса уже сидиту самовара, весь красный от выпитого чаю, и хозяйка ему варенья подкладывает.Строгая мадам Борисенко от него вся размякала, румянилась. И чем только он еёвзял?

Потом начинался урок японской гимнастики.Честно сказать, Маса больше языком трепал, чем настоящему делу учил. Видно,задумал-таки, хитрый азиат, Скорика на свой Путь уволочь.

К примеру, обучал он Сеньку с крыши сарая внизсигать. Сенька наверх-то залез, а прыгнуть не может, боязно. Это ж две сажени!Ноги переломаешь.

Маса рядом стоит, поучает. Это тебе, говорит,страх мешает. Ты гони его, он человеку без надобности. Только препятствуетголове и телу своё дело делать. Ты ведь знаешь, как прыгать, я тебе показал иобъяснил. Так не бойся, голова и тело всё сами исполнят, если страх мешать небудет.

Легко сказать!

— Вы чего, сенсей, вовсе ничего на светене боитесь? — Это его так называть нужно было, “сенсей”. “Учитель”,значит. — Я думал, таких людей не бывает, кто совсем страха не знает.

Редко, говорит, но бывают. Господин, например,ничего не боится. А я одной вещи очень даже боюсь.

Сеньке от этих слов полегче стало.

— Чего? Мертвяков?

Нет, говорит. Боюсь, что господин иликакой-нибудь хороший человек мне доверится, а я не оправдаю, подведу. Из-засвоей глупости или невластных мне обстоятельств. Ужас, говорит, как этогострашусь. Глупость — ладно, она с годами проходит. А вот над обстоятельствамиодин Буцу властен.

— Кто властен? — спросил Скорик.

Маса пальцем наверх показал:

— Буцу.

— А-а, Исус Христос.

Японец кивнул. Поэтому, говорит, я Ему каждыйдень молюсь. Вот так.

Зажмурил глазёнки, ладоши сложил и загнусавилчего-то. Сам же после и перевёл: “На Буцу уповаю, но и сам сделаю всё, чтомогу”. Такая у них японская молитва.

Сенька фыркнул:

— Тоже мне японская. На Бога надейся, асам не плошай.

* * *

Потом ещё однажды заговорили о божественном.

Мух у Сеньки в комнате много развелось. Видно,на крошки налетали — очень уж он лют был пирожные со сдобами трескать.

Маса мух не любил. Ловил их, как кот лапой, ночтобы раздавить или прихлопнуть — ни в жизнь. Всегда к окошку поднесёт,выпустит.

Скорик раз спросил:

— Чего вы, сенсей, с ними церемонииразводите? Шлёпнули бы, и дело с концом.

Тот в ответ: никого не нужно убивать, еслиможно не убивать.

— Даже муху?

Какая разница, говорит. Душа она и есть душа.Сейчас это муха, а если будет себя в своей мушиной жизни правильно вести, то вследующем рождении, может, человеком станет. К примеру, таким, как ты.

Сенька обиделся:

— Чего это, как я? Может, как вы?