– Ну все, пошли… Там поговорят с вами…

Есеня отвечает на телефонный звонок, ей звонит Худой.

– Ко мне.

– Я приехала сюда только…

– Быстро.

Посмертная записка Володи на столе Худого, он сам перед Есеней.

– …Это подтверждает, что «Ты меня не поймаешь» – из наших…

Палец Худого утыкается в посмертную записку.

– Это подтверждает, что ты человека до самоубийства довела! Приехала, допрашивала…

– Он признался…

– В чем?! Тут написано – ничего не видел! Угрозы от сотрудника!.. И вообще – на основании чего эти выводы?! На основании твоих домыслов?!

– Не только моих.

– А, ну понятно. Чтоб таблетки давала ему по часам! И пусть работает медленнее, я за ним разгребать не успеваю! Все поняла?!

Есеня встает. Но упрямо молчит.

– Ты ведь никому не сообщала, что поедешь его допрашивать?

– Только Жене звонила…

Она осекается, поняв, как звучит.

– То есть… Я не это имела в виду, я не в том смысле…

– Я понял, свободна.

Женя спит, повернувшись к Есене спиной. Есеня смотрит на него. На спине Жени – татуировка. Она вспоминает, как Володя сказал:

– …он на гвоздь напоролся…

Есеня пытается рассмотреть кожу под татуировкой на спине Жени. Касается. Женя просыпается.

– А?.. Чего не спишь?

– Утро уже.

Женя садится на кровати. Пытается прийти в себя после сна.

– О чем задумалась? Жена?

– Он мог следить за нами.

Женя с воплем «а-а-а-а-а!» падает лицом в подушку. Есеня настойчиво продолжает:

– Он видел, как я туда приехала.

– Конечно. Я именно так и делал.

Смотрит на Есеню зловеще:

– Не страшно с маньяком ребенка оставлять?

– Не до шуток, Жень.

Женя встает и идет чистить зубы.

– Да мне, знаешь, тоже невесело. Наблюдать, как ты с ума сходишь.

Она смотрит ему вслед. Татуировка на спине.

В это время Стеклов выходит из машины, направляется к ожидавшему его Худому.

– По телефону нельзя было?

Стеклов хмуро смотрит на него.

– Нельзя. Говорят, ты дела старые поднял. Под Меглина копаешь?

– Я хочу знать, что было с этим человеком до того, как он пришел на службу. Я хочу знать, кто он.

– Нет, не хочешь. И никто не хочет, понял? Будешь раскачивать лодку, к соседям его ездить, в детектива играть – в соседней палате окажешься. Найдем от чего.

– Все?

– Я же для тебя стараюсь.

– Спасибо. Не надо.

Худой смотрит на Стеклова – не столько со злостью, сколько с грустью и досадой.

– Дурак ты, Андрей.

Он уходит. Стеклов садится в машину и уезжает. Он приезжает в ангар к Меглину. Тот лежит на диване прямо в одежде, кутается в плащ, глаза закрыты.

– Родион. Поговори со мной. Ты хоть что-нибудь помнишь?

Меглин мычит, отмахивается рукой. Стеклов откидывается в кресле, морщась от досады.

– Он меня сейчас понимает?

– Он не спит. – Софья Зиновьевна заботливо укрывает пледом Меглина.

– Но он… Когда примет, он…

Стеклов крутит пальцем у головы.

– …В подвале у нас… Жил. Да. Помню.

Стеклов подается вперед.

– Кто, Родион?

– Другой. Отец не выпускал. Не любил…

– И что с ним потом стало? С другим?

Меглин, прикрывая глаза, расплывается в улыбке.

– Сбежал. А его ищут. И за мной следят. С детства. Вначале думал, перестали, потом вижу – вентилятор, стучит. Раз-два, раз-два. Это передатчик. Значит, снова.

Он с трудом прикладывает палец к губам.

– У нас игра. Он знает, как прятаться…

– Кто – он?!

– Друган мой…

– Из подвала?

Ничего не говоря, глядя в потолок, Меглин прикладывает палец к губам, шипит – тихо. Стеклов поворачивается, вдруг обнаружив, что Софья Зиновьевна абсолютно бесшумно стоит за его правым плечом.

– Знаете, он ведь уже не человек. Разбился. На осколки.

– Вижу…

– Так вы с ним осторожней.

Он смотрит на нее вопросительно.

– Об осколки порезаться можно.

Где-то на дороге ночью бледные босые ноги неуверенно переступают по земле. Хрупкая фигура движется в темноте между стволов деревьев. По шоссе несется машина. Даже снаружи слышно, что внутри гремит музыка. Водитель, мужчина средних лет, качает головой в ритм музыке – изо всех сил старается не заснуть. Хрупкая фигура идет вперед в сторону шоссе, белые плечи мелькают в лунном свете, походка скованная, как будто существо на шарнирах… Перед шоссе небольшой подъем. С усилием фигура ползет вверх, сложно понять, мальчик это или девочка. Водитель отпивает воды из бутылки, а потом плескает себе воды на голову, зажмуриваясь. В тот самый момент, когда босые ноги ступают на асфальт – машину чуть ведет, и в последнюю секунду водитель успевает увидеть возникшую бледную фигуру, резко крутит руль. Фигура застыла, пока машина со свистом и скрипом тормозов пролетела мимо и останавливается, вылетев на обочину. Водитель, тяжело дыша, вылезает из машины. Оборачивается. Фигура уже скрылась из пятна света от фонаря – и видно, как, так же странно двигаясь, бредет вперед. Водитель устремляется к фигуре.

– Эй, слышь?!

Он на ходу включает в телефоне фонарик, светит на фигуру, и ему сразу не по себе – голую хрупкую спину девушки-подростка пересекают крупные стежки, как будто это ожившая плюшевая кукла, стежки вдоль шеи, вокруг рук… Водитель хватает девочку за плечо, разворачивает к себе и отчаянно кричит. Глаза девочки и рот зашиты, водитель успевает увидеть мельком, потому что выронил телефон от испуга. А потом, посмотрев за спину девочке, ему кажется, что в кустах за дорогой он видит какую-то черную высокую фигуру, он быстро наклоняется, хватает телефон, светит туда… Но там просто кусты. Подхватив девочку на руки, водитель бежит к своей машине. Темнота.

Девочка накрыта простыней, но ее белое лицо со страшными стежками безвольно повернуто набок и слегка потряхивается от того, что ее быстро везут на каталке по больничному коридору; губы бледные и сухие. Из лифта вылетает медсестра.

– В пятую!..

Она невольно осекается, увидев изувеченную девушку своими глазами.

Девушка с трудом поворачивает голову и что-то пытается сказать, мычит. В операционной хирург склонился над ней и осторожно перерезает шов, закрывающий рот. Девушка с трудом шевелит губами, нечленораздельные звуки с трудом вырываются изо рта. Хирург склоняется над нею, чтобы услышать… Потом поворачивается, смотрит в лицо девушке, меряет пульс…