В переписке она была куда интереснее и содержательнее. Кажется, Эбигейл поняла, что я не настроен играть в ее игры, потому что произнесла:

– Помоги мне найти клад. И забрать. Или, – она выдержала паузу, – я могу расплатиться «фейским золотом».

– Я не хочу, чтобы ты платила монетами, которые потом превратятся в прошлогоднюю листву! – возмутился я, и Эбигейл победно улыбнулась, вздернув подбородок. – Вечером я вернусь, и мы займемся твоим кладом, а пока у меня осталось одно дело…

– Ты же сказал, что все закончил! – перебила она, нахмурившись.

– Я закончил срочные. – С этими словами я надел шляпу, которую снял перед тем, как зайти в комнату, и оставил Эбигейл разбирать вещи.

* * *

Время перед пятичасовым чаем не лучший момент для поиска свободной повозки. Но минут через двадцать мне все-таки улыбнулась удача, а спустя еще пятнадцать я расплатился с возницей, соскочив со ступеней кеба перед высокими коваными воротами кладбища Грин-Кенсал.

На колоннах сидели мраморные горгульи; одна смотрела в спину входящим, другая – уходящим. Я стоял на границе между миром живых и царством вечного покоя, не решаясь войти, но и бежать от необходимости побывать тут больше не мог.

Где-то среди печальных ангелов, изломанных колонн, усыпальниц, крестов и надгробий скрывалась могила, которую я хотел увидеть. Могила Клариссы Айдел.

Наконец я решился. Нервным жестом, вошедшим в привычку, я потер ладонь и ступил на землю кладбища. Ноги едва ли не сами несли меня по центральной аллее все дальше и дальше. Я представлял, где находится фамильный склеп семьи Айдел, и пусть я никогда здесь не был, дорога словно вела меня.

Солнце начинало клониться к западу, но тени еще не стали длинными, а свет – мягким. Все заливало белое сияние, от которого болели глаза. Вокруг стояла удивительная тишина, даже ленивый ветер не шелестел в листве. Волнение, терзавшее меня у ворот, отступило, но ненадолго. Его острые когти впились в мое сердце, едва я увидел свою цель.

Даже здесь Айделы выделились – выкупили огромный участок, отделив его от остального кладбища изящной оградой. Рядом с могилами возвышалась собственная часовенка. Венчавший ее крест ослепительно блестел в солнечных лучах, а витражи в окнах рассыпали радужные блики. Я тронул калитку, и она тихо скрипнула, отворяясь. Этот негромкий звук, единственный в охватившем Грин-Кенсал безмолвии, заставил меня покрыться мурашками. Я осторожно ступил внутрь и сразу же увидел ее.

Клару.

Клариссу.

Я ведь никогда не встречал настоящую леди Айдел, но фигура, что замерла во мраморе… Она была и одновременно не была и Кларой, и той безымянной девушкой, что провела со мной и Марком всего одну ночь, и еще десятками женщин. Как смог скульптор воплотить это в камне?! Ее прекрасное грустное лицо обрамляли длинные волосы, рассыпающиеся по обнаженным плечам. Голову украшал венок из крокусов, нарциссов и плюща. Струящееся платье переходило в надгробную плиту, мраморная рука гладила изображенного на ней павлина.

Sorori autem revertetur – гласила надпись. «Возлюбленная сестра вернется».

Я осторожно коснулся выбитого на камне имени. Никакой Клары Мист я так и не нашел. Никто не знал этого имени, никто не знал этого человека – были только мертвое тело неизвестной и имя сестры Генри.

Кем была та, кого я любил?..

Обманщица. Убийца. Кларисса Айдел.

До встречи с ней я не задумывался над тем, в чем заключается наследие Лордов Основателей. Да, я знал о талантах семей. О том, что какие-то из этих талантов – например, умение красноглазых Грейсдоров управлять эмоциями – могут воздействовать на людей напрямую, а какие-то, вроде моего умения видеть сквозь гламор, – нет. Но меня это не касалось, ведь таланты не влияли на тех, в ком проявилось волшебство, а таких рождалось все меньше, да и Билль многое ограничивал.

Я отнял пальцы от надписи и выпрямился. Кларисса ведь поплатилась жизнью за то, что сделала с теми девушками. Со мной. Я понял это из писем Эбигейл: Тайная Служба Ее Величества не прощала тех, кто преступил закон и клятву. А леди Айдел преступила. Она никогда не должна была применять свой талант к превращениям, но пошла на риск. Для чего? Завладела моим сердцем, покорила мои разум и душу. Зачем?! Только ли, чтобы отправить к эльфу? Зачем вообще меня к нему отправлять? Я не знал. Не сомневался, что узнаю, но боялся, что будет слишком поздно.

Тишину кладбища нарушили шорох платьев и женские голоса. Они становились все громче, и я тихо скользнул за мраморную фигуру леди Айдел, не желая быть замеченным. Дамы приближались, и вот я уже мог разобрать, о чем они говорят:

– Прошу вас, мама! Давайте вернемся! Вам нужно отдохнуть, вы…

– Прекрати! – Голос женщины охрип от… слез? – Как ты можешь говорить мне об отдыхе, когда мой сын… – Она осеклась, словно задохнувшись, и разрыдалась.

Ее спутница начала сбивчиво лопотать что-то в попытке утешить. Они замерли прямо напротив моего укрытия: две фигуры в трауре. Та, что выше, очевидно мать, сгорбилась и прижала руки к лицу, пытаясь сдержать рвущиеся из груди стоны:

– Он… он же… он же был так… молод! Чу… чуде… с… с… с… ный… з… з… з… дор… ровый… ю… н… ноша!

Бедная женщина то и дело сбивалась, силясь вдохнуть, но горе сжимало ей горло. Она говорила что-то еще, но из-за слез и прижатых к лицу рук я не мог разобрать, что именно. Плечи ее сотрясались, леди вздрагивала всем телом.

– Но доктор сказал, что заболевание могло развиваться очень быстро, – беспомощно пробормотала девушка.

Я видел, как больно ей наблюдать за страданиями матери; мне же было мучительно стыдно за то, что я стал свидетелем столь интимного разговора. Но уйти я не мог, как и поставить всех нас в унизительно неловкую ситуацию, обнаружив свое присутствие. Оставалось стоять на месте и ждать, пока они уйдут.

Когда рыдания поутихли, дочь попыталась обнять бедную женщину, но та выпрямилась и решительно отвела ее руки.

– Прекрати! – хрипло выдавила она и вновь двинулась вперед.

Ее спутнице ничего не оставалось, как посеменить за ней. Я дождался, когда голоса и шаги стихнут, и только тогда покинул укрытие.

Солнечный свет стал рыжим и мягким. Длинные темные тени протянулись от крестов и колонн. Гнетущая тишина наполнилась шорохом древесных крон, а в небе появились клубящиеся темные облака, – они, словно капли чернил, расползались по прозрачной лазури. Стоило поторопиться к Эбигейл. Я кинул последний взгляд на мраморную фигуру Клариссы, вгляделся в ее трогательное и беззащитное лицо, но увидел лишь тронутую тленом плоть убитых ею девушек.

Запись 2

Эбигейл уже ждала меня. Стоя возле крыльца гостиницы, она нетерпеливо притопывала ножкой и крутила в руках зонтик, иногда с интересом поглядывая на небо. Среди черно-синих туч светилась золотом заката лишь узкая полоска. Зрелище захватывающее, но мало кто мог им полюбоваться – улицы почти опустели, люди торопились укрыться от надвигающейся бури. Едва я отпустил экипаж, как кучер взмахнул кнутом, и щелчок потонул в оглушительном ударе грома.

– Н-но, пошла-а!

Испуганные лошади присели и сорвались с места.

– Бедные животные! – покачала головой Эбигейл, неодобрительно провожая взглядом кеб.

Так же она смотрела на старшего конюха Кеннетов, когда забирала Лаяра, чтобы отпустить, поэтому я поторопился отвлечь ее внимание от возницы:

– Прости, я немного задержался. Теперь придется еще и грозу пережидать?

– Отнюдь, – она улыбнулась, – гроза-то нам и нужна! Пойдем.

Мне не оставалось ничего иного, как последовать за Эбигейл, которая уверенно направилась в сторону Хайд-парка. Она шла так быстро и легко, что я решил посмотреть на нее пристальнее. И точно: Эбигейл вновь оделась так, что, увидь ее хоть кто-нибудь из почтенной публики района Фэйрмэй, их бы удар хватил! Мужские брюки-галифе, белоснежная блуза с широкими рукавами и облегающая жилетка. Голову венчал не капор, а миниатюрная шляпка. Словно почувствовав, что я ее разглядываю, она обернулась, а потом игриво мне подмигнула. Я ускорил шаг и поравнялся с ней.

– Когда-нибудь ты научишься все время смотреть через морок, – весело произнесла она. Ее глаза мягко светились в накрывшем улицы Ноднола сумраке.

– Я читал, что такие, как я, всегда видят сквозь морок. И дома, в особняке, я всегда видел фей.

Полыхнула молния, выбелив улицу, и Эбигейл ускорила шаг.

– Так уж и всегда, – хитро