Алекс стоял так близко к ней, что они едва не соприкасались телами. Ее обнаженная грудь и его наполовину расстегнутая рубашка. Одно неосторожное движение, легкое покачивание, и она окажется в его объятиях.

Нагота должна была доставить Сесилии неудобство. Одно дело – нижнее белье или облачение малики, другое – полная обнаженность.

Но ничего подобного не было.

Сесилия стояла, вздернув подбородок кверху. Ее тоже терзали противоречия. Желание вцепиться ногтями в лицо Бардока никуда не делось. И в то же время хотелось знать, зачем он столь театрально лишил ее одежды.

– Мне надо было убедиться, – продолжая удерживать своим взглядом ее взгляд, проговорил Алекс.

– В чем же?

– Вот в этом.

И он положил руку ей на бедро.

А потом и опустился на колени, чем окончательно шокировал Сесилию. Кровь прилила к щекам, ударила в голову.

Лицо Алекса находилось так близко к ее… Нет-нет-нет! Об этом не думать!

Но как не думать, когда она чувствовала его горячее дыхание на своем бедре?

Выдохнув и призвав в помощь Праматерь, Сесилия опустила голову вниз.

Ох…

Если она и видела в своей недолгой жизни что-то более будоражащее, меняющее в корне ее жизненные устои, выбивающее ее из зоны комфорта, так это стоящий на коленях Алекс Бардок.

По ее телу рассыпались сотни тысяч искр. Они кололи, искрили, пробуждали. Между ног мгновенно стало жарко, казалось, вся кровь устремилась к бедрам.

А еще дыхание Алекса где-то рядом… С тем самым местом… Сокровенным, к которому не притрагивался ни один мужчина.

Сесилия не могла сосредоточиться на том, что говорит Алекс. Он просит ее на что-то посмотреть, пытается показать.

Сощурив глаза, девушка посмотрела на длинные мужские пальцы, что двумя кончиками прикоснулись к бедру, чуть левее ягодицы.

– Я не понимаю. – Она ничего не видела или не могла видеть из-за ситуации в целом.

– Скажи мне, малика, когда к тебе приходили замерщицы из ателье, ты ничего странного не заметила? Было что-то, что тебя насторожило?

Сесилия нахмурилась и попыталась вспомнить. Но как это сделать, стоя голой и чувствуя, как томление все сильнее захватывает тебя? Что тебе уже не хочется разговаривать, а хочется поцелуев, жарких объятий и продолжения утренних ласк? Завершения.

– Не помню.

– Напряги память, девочка. – Хриплый голос отвлекал еще больнее.

И к нему Алекс добавил легкое поглаживание, окончательно сбив Сесилию с нужного направления.

– Алекс, скажи конкретнее, что мне надо вспомнить.

Она уже дрожала.

– Тебя случайно… как бы случайно не кололи иглой вот сюда, – он очертил пальцем все то же место на бедре, – а потом швея рассыпалась в извинениях и, возможно, чрезмерно нервничала.

Брови Сесилии медленно заскользили кверху, а сама девушка напряглась.

– Было.

Рука Алекса замерла.

– Алекс…

– Тебя заклеймили, Сесилия.

– Что?

– Тихо-тихо. – Рука снова погладила бедро, не то успокаивая, не то возбуждая.

Нет, какого он ее раздел…

– Заклеймили? Звучит ужасно. Заколдовали, ты хочешь сказать?

– Наложили некое заклинание, да. И твое тело сопротивляется. Это уже хорошо.

Сесилия не успела ничего сказать, потому что горячие губы Алекса прикоснулись к коже. Оставили свой след там, где позже Сесилия, уже находясь в ванной, обнаружит маленький, едва заметный след от иглы. Но стоило губам Алекса прикоснуться к ней, как все мысли вылетели из головы. Так не должно было быть… Где ее разумность? Логика? Осторожность? Они уступили место обжигающему желанию и… уверенности в том, что Алекс не просто злился, что за его негодованием и странным, нелогичным поведением в отношении нее скрывалось нечто большее.

Она закрыла глаза и позволила мужским губам скользить по бедру… по животу…

Не удержалась и запустила пальцы в волосы Алекса.

Тот не то заурчал, не то зарычал.

Резко поднялся и подхватил Сесилию на руки.

– Не отпущу, слышишь?

Она слышала и противиться не собиралась. Девушка все решила утром.

Она обвила крепкую мужскую шею, снова втянув в себя необычную смесь ароматов, и уткнулась лицом в область ключицы. Лицо Сесилии полыхало.

На кровать ее положили аккуратно, и она поспешно свела ноги, радуясь, что на улице ночь вступала в свои права, а в комнате лишь со стены, где ранее сидел Алекс, горели фонарики. Освещения хватало, и радовал небольшой полумрак от балдахина.

Сесилия чуть сдвинулась выше, чтобы удобнее расположиться на подушках. Между тем Алекс начал раздеваться.

Сесилия смотрела на него, не отрывая взгляда. Она хотела запечатлеть в памяти, как перед ней раздевается красивый, сильный мужчина. Как он обнажается для нее. Скидывает жилет, рубашку.

Какой же он красивый…

Широкие плечи, проработанные мышцы, без лишних слов говорящие о том, что Алекс Бардок был частым посетителем спортивных клубов, наверняка увлекался боксом. Несколько шрамов испещряли грудь. К ним тотчас захотелось прикоснуться и не только руками.

Когда Алекс принялся снимать брюки, Сесилия сглотнула вязкую слюну и задрожала сильнее.

Иногда одинокими ночами, когда снег валил за окном и дни были особенно короткими, она хотела, чтобы в ее жизни появился любовник. Чтобы страсть закружила ее, унеся в водоворот чувственности. Потом наступало утро, и к Сесилии возвращалась прагматичность.

Какой любовник в Уликсе, где каждый на глазах друг друга.

Про мужскую физиологию Сесилия знала. Мама, готовя ее к предназначению быть маликой, показывала книги, где не только имелись картинки с изображением мужского обнаженного тела в возбужденном состоянии, но и позы сношения. Сейчас Сесилия спрашивала себя – зачем? Не подталкивали ли родительницы своих девочек на неправедный путь, показывая и рассказывая про сексуальную жизнь взрослых людей?

Обнаженный Алекс впечатлял. Сесилия не смогла отвести взгляда от его груди, крупного, но без малейшего намека на лишний жирок торса, на хорошо развитые бедра.

Естественно, она не могла не задержаться на кучерявых волосах и на возбужденном половом органе.

Тут выдержка Сесилии дала сбой, она протяжно выдохнула и прикрыла глаза.

Матрас прогнулся под тяжестью Алекса, и Сесилия сразу же кожей почувствовала исходящее от мужчины тепло. Приятное… волнующее…

– Ты же девственница. – Он не спрашивал, утверждал.

Сесилия слабо улыбнулась.