Человеку свойственно обживать мир, делать его привычным и простым… Пусть мы сами меняемся… Но и он меняется вместе с нами.

Иногда это происходит слишком быстро.

Я наклонился и сорвал красноватый полевой цветок. Не разбираюсь в ботанике. Но у этого – запах из моих детских воспоминаний.

Я поёжился…

Наш дом. Настоящий… Где он?

Сколько до него парсеков и световых лет?

Я повернул голову. Васька Лубенчиков молча шагал рядом. Насупленный, сосредоточенный. Что-то он тоже чувствовал. И кухонный ножик в руке Васьки был как путеводная стрелка. Вперёд, только вперёд…

Пусть этот туман, как материализация наших мыслей. Ни дорог, ни ориентиров… Но мы сможем измениться. Кто сказал, что нет? Кто остановит нас на дороге самопознания?

Только попробуй – мало не покажется!

Я крепче перехватил увесистую трубу.

Наверное, одолели уже километр с лишним, когда Бинк вскинул волосатую руку.

– Что такое? – спросил Лубенчиков.

– Ш-ш-ш, – зашипел Бинк, указывая вперёд.

Теперь и мы разглядели силуэт. Ещё корабль! Мы здесь не одни!

Опустились на траву, ползком перемещаясь ближе.

Через несколько минут Васька озадаченно засопел:

– Лёха… У меня такое чувство…

– Дежа-вю, – подсказал я, – У меня – тоже.

А Бинк выругался на галактическом. И поднялся с травы, отряхивая ярко-зелёные шорты.

Это был наш корабль.

– Мы ж топали по прямой! – изумлялся Лубенчиков, от волненияя выстукивая кулаком по обшивке звездолёта, – Никуда не сворачивали! Как такое…

– Возможно, – кивнул я, – Та же ловушка, в которую мы однажды угодили. Искривлённое пространство.

– Ты думаешь… гипергенератор?

– Он ведь до сих пор работает.

Бинк хмурился, разглядывая что-то на браслете. Поднял глаза:

– От компаса мало толку. Но мы действительно не могли так сильно уклониться.

– Значит, всё таки движок?

– Проверим ещё раз…

Мы проверили.

И вышли к звездолёту-цилиндру с другой стороны.

– Та-ак, – констатировал Бинк, – Около полукилометра в радиусе.[4]Всё, что нам доступно…

– Терпение лопнуло! – выпалил Васька, хватая железяку, – Разнесём эту чёртову гипер-таратайку!..

– Стоп! – рявкнул хоббит, – Во-первых, я не позволю уничтожать имущества на четыреста тысяч! В конце-концов, это мой корабль! А во-вторых, это врядли поможет!

– Почему?

– Да потому, что мощности движка недостаточно для такого радиуса! Вероятно, была флуктуация… Значит, теперешнее искривление – нестабильно!

– Оно что, само… рассосётся?

Бинк пожал плечами:

– Надеюсь, – он замялся, – А может, просто – аннигилирует… Вообще, я не очень разбираюсь в тонкостях…

– Как это, аннигилирует? – осторожно уточнил я.

– Ну… Как обычно… Вещество переходит в излучение.

– Не-а, – решительно качнул головой Васька, – Я переходить в излучение не согласен!

И опять взялся за кусок трубы.

Нам с Бинком едва удалось сдержать его творческий порыв.

– Есть ещё шанс, – сказал волосатик, – Искривление – нестабильно. Значит, оно может быть неоднородным.

– То есть?

– Вдруг где-то сохранился выход. Горловина, через которую можно покинуть флуктуацию!

Мысль показалась мне рациональной. Только как найти эту чёртову горловину?

– Пространство влияет на гравитацию… Бинк, у тебя есть, чем её мерять?

Волосатик задумчиво оскалил левый клык:

– Увы… Вся измериловка накрылась ещё при первом обстреле.

Я почесал затылок. Меня осенило:

– Бинк! Как искривления действуют на магнитное поле?

Хоббит радостно встрепенулся:

– Чем больше искривления, тем сильнее будет прыгать стрелка компаса!

– Она и сейчас прыгает, – хмуро заметил Лубенчиков, разглядывая изображение стрелки на экранчике своего браслета.

– Возле горловины она вообще с ума сойдёт! – успокоил Бинк.

Мы двинулись в разные стороны. Браслеты высвечивали дистанцию от корабля.

– Есть пятьсот метров! – послышался васькин голос. Не из браслета, а откуда-то рядом с моим ухом. Я даже оглянулся с непривычки. Конечно, вблизи никого не было.

– Поворачивай налево и наблюдай за компасом! – отозвался Бинк.

Через минуту и я последовал этому совету.

Мы двигались по окружности, в центре которой был звездолёт-цилиндр. Медленно, как лунатики. Не сводя глаз с красных стрелок.

Лубенчиков бормотал что-то. Всё громче. И я, наконец, разобрал слова:

– А в Подмосковье водятся клещи,

Ловятся киты!

– Лучше места нет и не ищи!.. – затянул Васька, без всякого оптимизма в голосе.

– Тише, придурок, – мягко попросил Бинк.

Стрелки подрагивали, равнодушно исполняя нехитрый танец. Минута тянулась за минутой…

– Есть! – вдруг выпалил Васька. Замолчал и добавил не так уверенно, – Кажется, что-то было…

– Стой на месте! – скомандовал хоббит, – Иду к тебе!

Что мне делать – он не посоветовал. Я решил продолжать обход. Может, мне повезёт больше?

Две зелёные точки на экране браслета сближались. Бинк шёл к Ваське. А потом случилось непредвиденное. Неподвижная точка слегка шевельнулась. И исчезла с экрана.

– Васёк, – позвал я, – Ты там?

Никто не отозвался.

– Бинк! Ты его видишь?

Молчание. И хмурый голос хоббита:

– Нет… Не вижу.

Фигня какая-то! Сначала – Димыч, а теперь и Лубенчиков!..

Я провёл ногтем по экрану, задавая азимут и бросился через мглу. Справа и слева, у самого уха, попискивало. Регулируя интенсивность звука, браслет помогал мне выдерживать направление.

Бинка я обнаружил сразу.

Волосатик медленно переступал взад-вперёд. Таращился на красную стрелку компаса. Тихонько ругался.

– Васёк! – опять позвал я. Без малейшего результата.

Я глянул на свою стрелку. Вялую, как примороженную… Бесполезную.