Мы действовали, окруженные противником, а не находились на маневрах на полигоне! Поэтому сначала «делать так», а через какое-то время – «делать эдак» можно было где угодно, но не здесь, где за каждый метр продвижения нам приходилось расплачиваться кровью.

Что же происходило на северном оборонительном рубеже? Смогут ли наши товарищи вновь занять его? К счастью, там не успело произойти непоправимое. Заметили ли иваны наш отход? И как они отреагировали бы на него? Нам было ясно одно: без прорыва на юго-запад ближайшие же дни станут очень трудными для нас, если только мы не отобьем обратно оборонительные рубежи.

На следующий день мне предстояло отправиться на запад, и мысленно я уже находился дома. Однако подсознательно у меня постоянно возникали сомнения в этом, и я поверил бы в это лишь после того, как действительно окажусь там. И вот теперь – прощайте, прекрасные мечты. Реальность оказалась совсем другой: всем пришлось остаться на своих местах!

К этому времени мы узнали из штаба дивизии, что части, которые обороняли северную оборонительную позицию, были отброшены, на некоторых участках до 4 километров.

Противник продвинулся уже примерно на 3 километра от завода «Баррикады» через Спартаковку на Гумрак; теперь он находился примерно в полутора километрах севернее КП нашего полка. Нам поступил приказ: высшая степень готовности, выступить по тревоге! Это касалось и всех тыловых служб, таких как штабы, обозы, роты снабжения и т. д. Расстояние было слишком незначительным для возможного танкового прорыва. До тех пор, пока полностью не прояснится общая обстановка, нам всем следовало быть настороже. Тем не менее мы все вздохнули легче, так как каждый был уверен, что нас вызволят из котла, ударив по нему снаружи.

25 ноября

25 и 26 ноября обстановка на нашем участке все еще оставалась неясной. Части, отведенные с северного оборонительного рубежа, согласно приказу, пытались оборудовать новую линию обороны вдоль одноколейной железной дороги севернее КП нашего полка. Среди этих частей был и 276-й пехотный (гренадерский) полк. К счастью, русские преследовали нас вяло: они не понимали, что происходит. Да и как они могли понять, почему мы добровольно оставили хорошо оборудованные позиции сейчас, зимой, тогда как в течение последних месяцев упорно отражали каждую попытку овладеть ими.

274-й пехотный (гренадерский) полк развернулся на территории Тракторного завода фронтом в сторону поселка Спартаковка. От него не потребовали отхода. После кратковременного лечения в госпитале моего друга Йоахима Шулера назначили на должность полкового адъютанта в этот полк, командиром которого был полковник Брендель.

27 ноября

Обер-лейтенант Кельц сообщил мне, что в полк наконец-то прибыл приказ о моем производстве в чин обер-лейтенанта[50].

28 ноября

В ранние утренние часы – было уже светло – вдруг объявили тревогу! Снаружи, с севера от наших укрытий, послышались громкие звуки боя, которые становились все ближе. К этому моменту русские сообразили, что наши войска отошли с северо-восточного участка оборонительной позиции на севере. При поддержке танков они решили прорвать новую линию фронта. Сначала они попытались захватить участок между высотами 135,4, 144,2 и 147,6. Через эти ориентиры, повторяя очертание железной дороги, проходила теперь линия фронта. Если бы противнику удалось захватить хотя бы одну из этих высот, отсюда сверху ему открылся бы вид на весь Сталинград. Это создавало бы серьезное неудобство для наших войск. Наша артиллерия и вообще все, что могло вести огонь, предпринимала отчаянные усилия, чтобы отразить этот удар. И все это означало, что на фронте явно запахло чем-то невыразимо тухлым!

Около 10 часов утра на КП прибыли два танка, экипажи которых запросили наших указаний. Полковник Гроссе приказал, чтобы я лично поставил задачу танкистам. Мы занялись выполнением его приказа.

Как мне показалось, противник сосредоточил основные усилия на взятии высоты 135,4. Я бежал так быстро, как только это позволяли мои легкие. Будучи мальчишкой, я неплохо бегал на длинные дистанции. Теперь это мне очень пригодилось. Слева от себя я видел Орловку. Теперь – за балку, на противоположный склон, и вот она, высота 135,4. Я остановился рядом с передним танком и жестами указал командиру, что он должен будет наблюдать за полем боя за высотой, после чего отправился обратно.

Мне теперь нужно было беречь время. Пока я был здесь, для моих сражавшихся товарищей была важна каждая минута. Я понимал, что несколько танков, пусть даже их было всего два, включившись в бой, дадут моим друзьям передышку. Вот послышались первые выстрелы танковых орудий. Браво, парни, берегите себя.

Земля была мерзлой, погода стояла ясная. Теперь Орловка располагалась справа от меня. До нее было еще не менее 2 километров. Мой путь лежал в направлении на юг. Я уже почти преодолел легкий подъем вверх по склону, который тянулся вверх примерно на 40 метров, и успел ступить на следующий, более крутой подъем. И тут на меня обрушился ад! «Сталинские органы»! Когда ты испытываешь на себе их воздействие один или два раза почти каждый день, как это было со мной в последние недели в районе поселка завода «Баррикады», по приближающемуся реву реактивных снарядов ты уже знаешь, что с тобой произойдет. Снаряды «органов» прилетели с севера, из-за линии фронта. От первых попаданий содрогнулась противоположная часть балки, примерно то место, где я оставил оба танка. Я оглянулся, как загнанный зверь. Не было видно ни клочка, где я мог бы найти укрытие. Вот я нашел небольшую щель. Всего примерно 40 сантиметров в ширину и 10 сантиметров в глубину. Это было практически ничего. Никогда прежде в своей жизни я не желал бы стать как можно меньше! Мои ноги прижаты к земле, лицо смотрит вниз, руки вытянуты вперед. Последовали взрывы, один за другим. Я лежал ничем не защищенный, беспомощным куском плоти, предоставленной на эту концентрированную демонстрацию мощи, созданной руками человека. Реактивные снаряды один за другим взрывались вокруг меня, то здесь, то там. Неужели это никогда не кончится? Осколки снарядов с воем проносились в воздухе. Я ждал и не понимал, явь это или сон. Пролежав так неподвижно несколько минут, я был полностью оглушен этим «утренним благословением». Я не мог сказать, сколько всего было разрывов. В такие моменты мы забываем о числах и просто пытаемся спасти свою шкуру. Секунды разрывов реактивных снарядов вокруг растянулись для меня в вечность.

Наконец, я пришел в себя и с полным изумлением понял, что не получил ни одного ранения. Предназначались ли эти реактивные снаряды двум нашим танкам, или иваны заподозрили, что здесь находятся наши войска? Я не знал этого.