Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кстати, ты успела забыть, что должна мне одно свидание, — произнес Димка тоном кота, нализавшегося сметаны. Кайфово ему, значит. Ну, раз так…
— А ты должен мне один пистолет. Вернешь — получишь свидание.
— Э, нет! Вооруженная женщина при личной встрече… это куда хуже, чем обезьяна с гранатой.
— Прекрати кривляться. Предупреждаю: не вернешь добровольно — заберу сама, только ты при этом рискуешь пострадать.
— О как! — обрадовался враг и хохотнул, не веря в мои угрозы. Зря.
А Юлька махнула на меня рукой, сказав:
— Ребята, не обращайте на нее внимания. Она с самого утра бука.
С утра? С утра?! Нет, какова нахалка, а? Между прочим, я еще вечером высказала ей все, что накопилось! А сегодня молчу, потому что прибавить нечего. А я еще ради нее за заколкой лезла!
Будучи неспособной выносить больше это предательство, я поднялась, забрала полотенце, где лежала, прихватила кое-какие личные вещи и демонстративно отчалила в другой конец пляжа, благо свободных посадочных мест было достаточно. Не прошло и пяти минут, как Димка пришел ко мне со своими пожитками.
— Что мы и впрямь постоянно вчетвером, как одна большая семья, а? Мы и по парам можем разбиться, как считаешь? — Я молчала. — Молчишь? Давай ты мне вечером долг вернешь?
— Я ничего тебе не должна. У тебя мой пистолет.
— Будем считать, ты расплатилась им за спасение жизни. В этом плане мы квиты. А свидание ты мне по-прежнему должна.
К сожалению, он был прав. Он спас жизнь — и забрал пистолет. Это было логично. И в то же время так подло!
— Вор.
— Я не вор. Ты глупая и не понимаешь, что от оружия ничего хорошего ожидать не стоит. Особенно тем, кто не умеет с ним обращаться. Им оно принесет только вред.
— А ты, значит, умеешь? — ядовито сказала я полувопросительным-полуутвердительным тоном.
— Нет. Но у меня нет шила в одном месте, так что он спокойно отлежится в квартире до поры до времени. Слушай, по поводу нашего общего дела. Я тут поспрашивал во дворе… Знаешь, городок-то небольшой, слухи быстро плодятся. Так вот, оказалось, что та тетка, что плыла с нами на «банане», убитому возле бара пирату приходится родной сестрой. Вот почему парень, как ты говоришь, так рьяно допрашивал ее на предмет карты. Прикинь, как жители обескуражены? Сначала брата застрелил бандит-гастролер, позарившийся на выигрыш, а всего два дня спустя тонет его сестра при довольно загадочных обстоятельствах. То есть они для пляжников загадочные, они ведь до сих пор понять не могут, зачем тетя сняла жилет и наглоталась воды, а для горожан — обычное дело. Часто кто-нибудь тонет. И только для нас с тобой это — преступление, состав которого налицо и убийца которого найден. — Димка нахмурился, желая, очевидно, добавить «и мертв по вине несчастного случая», но не стал.
— Она жила в этом городе?
— Да. И Кочерга ваш тоже отсюда. Ну, как тебе проделанная работка? Похвалишь хотя бы? — Он подставил губы для поцелуя, но я отстранилась.
— Дима, чего ты хочешь?
— Что? Чего я хочу? Ясен пень, тебя, конечно!
Я покачала головой.
— Я имею в виду от этой истории. Я знаю тебя пятый день. Ты спасаешь мне жизнь и рьяно, с головой кидаешься в расследование. Оттого возникает вопрос — чего ты хочешь?
Он прищурился, отвернулся, затем, посмотрев на меня, выдал весело:
— Полагающуюся долю, конечно. Чего же ты думала? Я жизнью рисковал. — Чем меня совсем не удивил. Услышала бы нас Юлька, глядишь, умнее бы стала.
— А полагающаяся доля — это, видать, девяносто процентов?
Он хохотнул, но не весело, а, скорее, грустно.
— За кого ты меня принимаешь? Даже немного обидно. Нас четверо, стало быть, делим на четверых.
— Хорошо, — вздохнула я, — только с одним условием.
Он, довольный, придвинулся поближе и осмелился обнять меня за плечи.
— Внимательно слушаю.
— Ни один человек, имеющий оружие, не узнает, где находится карта. Это мое последнее слово.
Он тут же отстранился.
— Ты чего? Я ж не ношу его с собой. Они дома лежат, оба!
— Газовый можешь оставить себе. Меня интересует боевой.
— Иди на фиг. Не дам я бабе пистолет! Пушки детям не игрушка!
— Разговор окончен. — Я подставила солнцу спину и стала загорать, блаженно прикрыв глазки. Если повезет, усну. А он пущай думает, что для него дороже — пушка, которой он никогда не воспользуется, за которую его вполне могут засадить на несколько лет, или же двадцать пять процентов несметных сокровищ.
Думал он недолго.
— Идет.
Я стала разминать косточки, представляя себя гибкой кошечкой, и улыбнулась: хоть одна победа за сегодня. Аллилуйя! Димка внимательно за мной наблюдал, пуская слюну.
— Я должна тебе одно свидание. Вот на нем, сегодня вечером, ты мне и отдашь пушку.
Он хотел что-то возразить, но захлопнул варежку и потянулся за банкой пива, мудро рассудив — когда рот занят, язык не сможет произнести ничего, что сумеет расстроить сделку. Далее мы так и сидели молча.
Обратно возвращались мы с Юлькой вместе. Баба Дуся, только увидев нас, тут же засобиралась.
— Девоньки, вас ждала, ключей-то нет запасных. Этот ирод, бандюга, что раньше жил, с собою их унес. Пойду я в магазин, потом к соседке, ей телевизор новый сын купил, хорошо так показывает! Не то что мой в комнате — совсем уж сдох поди, только шипение. И не видно ничего.
Она ушла, а я решила наплевать на свою обиду и взяла Юльку за руку.
— Видела сбоку сарай? Пристройку? Он вроде как не сопрягается с домом, но стоит уж очень плотно… Чем темный не шутит? Давай заглянем, пока бабки нет.
— Зачем? Ты что, опять ночью слышала какие-то звуки?
— Да, шорохи. Пришлось прикрыть башку подушкой, чтобы их не слышать. Я не могу так больше!
— Это совесть тебя ночами гложет, — поучительно выдала подруга, а я в приступе злости сильно дернула ее за хвост. — Ай! Пусти, спятила?!
— Ты либо со мной, либо сама по себе. Решай. А я пошла.
— Да хорошо, иду я! Если хочешь знать, это телевизор у нее шумел. Сама же слышала — не работает.
— Нет. Телевизор шумел бы громко. А шорохи были отдаленные, понимаешь? К тому же спит она уже в это время, какой на хрен телевизор?
Мы вышли из дома и свернули вправо. Сарай был окрашен в желтый цвет, что очень нелепо и контрастно смотрелось на фоне синего дома, и имел обыкновенный шпингалет на двери, отделявший нас от разгадки ночных постукиваний и шуршаний. Набравшись смелости, я отворила дверь и… была разочарована. В сарае стоял старенький сервант с побитой посудой внутри, а прямо на полу валялись стулья с порванной обивкой. Было пыльно, и, войдя, я два раза чихнула. Юлька втиснулась за мной, разом погрузив малое помещение в полумрак. Дверь была прямо напротив серванта, и, когда она была открытой, сарай освещался целиком. Но вот мы вошли и преградили путь солнечным лучам.