– Слушай, Мить, я вот подумал, – началЛеха. – А что, если их всех зомбировали, а? Через Интернет?

– Каким же образом?

– Ты что, про двадцать пятый кадр не слышал?

– А… Вон ты о чем. Слышал, конечно, но, по-моему, онтак убойно не действует. Максимум, что можно при помощи него заставить сделать,это купить вещь, которая тебе совершенно не нужна.

– А вдруг сейчас что-нибудь новенькое изобрели? Гораздоболее убойное, как ты говоришь?

– Все, конечно, возможно, но смысл? Я больше склоняюськ мысли, что все наши самоубийцы посещали сайт какой-нибудь секты, где имсистематически промывали мозги… Возможно, не без помощи упомянутого тобойдвадцать пятого кадра!

– Самоубийцы, говорите? – вклинился в их диалогРотшильд. – Боюсь, в данном конкретном случае речь идет о насильственнойсмерти!

– Что ты имеешь в виду? – подскочил к нему Леха.

Судмедэксперт молча взял длинный пинцет, засунул его в приоткрытыйрот покойницы и через несколько секунд вытащил из него таблетку.

– Застряла в горле, – прокомментировал он.

– И что из того?

Но Ротшильд был не из тех, кто сразу раскрывает свои карты.

– Теперь сюда посмотрите, – сказал он, загадочноулыбнувшись, и указал на шею покойницы.

– Смотрим, – обреченно выдохнул Леха. Он знал, чтоот эксперта можно чего-то добиться только в том случае, если соглашаешься наего правила игры.

– Синяки. – Ротшильд ткнул пальцем в небольшойкровоподтек под скулой и еще менее заметный за ухом. – А еще напредплечье, его я вам уже показывал…

– И?..

– Судя по ним, я делаю вывод – над женщиной былипроизведены насильственные действия. Надеюсь, пояснения не требуются?

– Еще как требуются.

– Что ж… Раз вы такие непонятливые, я вам нагляднопродемонстрирую… Смирнов, ложись!

– Куда? – опешил Леха.

– Туда. – Ротшильд указал на угловой диван.

Смирнов послушно проследовал к нему, лег на бок, подперевголову рукой.

– На спину! – скомандовал эксперт.

Леха сделал так, как велели. Ротшильд подошел, выставиввперед согнутую в локте левую руку, он склонился на опером. И сказал:

– Смирнов – спящая женщина. Я – убийца. Я подкралсянезаметно. В правой руке у меня горсть таблеток. Левая свободна. Итак…

Ротшильд, растопырив пальцы, схватил Смирнова за шею. Локотьсвой при этом ввинтил в его предплечье.

– Эй, поосторожнее! – завопил Леха. – Мне жебольно!

– Секунду потерпи, – попросил его Митрофан. Послечего обратился к Ротшильду: – Синяки на шее от пальцев, на предплечье от локтя,это понятно. Таблетки, как я понимаю, убийца затолкал жертве в рот, послечего… – он посмотрел в том направлении, где находилась покойница, и,увидев на прикроватной тумбочке практически пустую бутылку минеральной воды,закончил: – Влил туда же жидкость. Чтоб протолкнуть снотворное в пищевод.

– Совершенно верно. Только одна таблетка не прошла.Что, конечно, не помешало женщине умереть. В ее желудок скорее всего их и такпопало огромное количество.

– Извините, что я прерываю… – прохрипелЛеха. – Но я больше не могу терпеть… Вы сначала дайте мне «вольную», апотом вернетесь к разговору.

Ротшильд хмыкнул и разжал пальцы. Леха сполз с дивана на поли принялся усиленно тереть шею, с укором поглядывая на эксперта.

– Если у меня останутся синяки, – проворчалон, – с моей Люськой объясняться придется тебе…

– При чем тут твоя Люська?

– Подумает ведь, что засосы… И не докажешь, что этиследы на моей шее оставили пальцы коллеги, а не губы прекрасной женщины…

– Да кому ты сдался, Смирнов? – фыркнулРотшильд. – Придумал тоже – губы прекрасной женщины…

– Пусть не очень прекрасной, это все равно ничего неменяет. Люська мне и страшненькую не простит…

– Неужели жена тебя и вправду ревнует?

– Как тигрица!

– Людмила твоя – роскошная женщина! Восемьдесят пять килограммовсплошного очарования. Ты, Смирнов, по сравнению с ней – заморыш… –Ротшильд покачал головой. – Не понимаю…

Смирнов резво поднялся с пола, отряхнулся и самодовольноизрек:

– Народная мудрость гласит: «Маленькое дерево растет всучок», так вот я то самое маленькое деревце… Намек ясен?

И, гордо выпятив подбородок, прошествовал к окну, возлекоторого стоял Митрофан.

– Леха, глянь, – обратился тот к подошедшемуСмирнову. – Окно-то только кажется закрытым, а на самом деле… – Онповертел ручку-задвижку на фрамуге, и оказалось, что «язычок» из нее невыходит. – Надо отпечатки снять. Здесь и с той стороны…

– Да не будет никаких посторонних отпечатков, ты жезнаешь! Убийца (добавлю, если таковой имеется) их не оставляет… Только картыразорванные!

– Кстати, что-то на сей раз мы ничего подобногоне… – Митрофан резко замолчал и пристально посмотрел за окно. – Втраве что-то белеет… Ну-ка, выйдем!

И он первым заспешил к двери. Смирнов бросился за ним.

Выйдя из бунгало, Митрофан сошел с крыльца и обогнул здание.Достигнув окна со сломанной щеколдой на фрамуге, он остановился возле него иосмотрелся.

– Где же она? – пробормотал он, продолжаяозираться.

– Кто?

– Не кто, а что… Карта! Мне показалось, я виделее… – Митрофан присел на корточки и стал раздвигать руками высокуютраву. – Ага, нашел! – И он поднял с земли две половинки порваннойкарты.

– И кто у нас на сей раз? – полюбопытствовалСмирнов.

– Дама крестей.

– Дама, значит… Крестей… – Леха сунул руку вкарман своих истертых до белизны джинсов и достал из него скомканныйлист. – Славик мне распечатку сделал… Тут значения всех карт. – Лехаразвернул лист, разгладил и забегал по нему глазами. – И дама крестей –это… близкая знакомая, которой нужно остерегаться.

– Лех, мне кажется, мы все усложняем.

– Как так?

– Что, если дама крестей – это просто женщина, корольпик – мужчина, а бубновый валет – юноша?

– А ведь и правда… – Смирнов задумчиво почесалконопатый нос. – Карты символизируют жертв. То, что они порваны, говоритоб их смерти…

– И это, друг мой, очень нехороший знак, – подвелитог Митрофан.

– Да уж… Слишком смахивает на «фирменный знак»серийного убийцы. Помнишь, в прошлом году мы вели расследование по делуСавраскина? Всем своим жертвам он на щеке рисовал помадой крест. Как онвыразился, когда его поймали, ставил клеймо…