Лыков злился, но сделать ничего не мог. Шпиц-команда[53], созданная по приказу министра, давно была распущена. После ранения Алексея Николаевича у всех остальных нашлись дела поважнее. А у Макарова тем более. Сам статский советник привыкал к прежней жизни, без докторов и пилюль. Наверху готовились к смене коноводов, им было не до «иванства».

Молчал и поручик Лыков-Нефедьев. Он получил телеграмму от Таубе, вроде бы начал работать над вопросом. Но важных сведений до сих пор не раздобыл. Компания «Продаткань» была в Персии никому не известна. Коммерсант Халитов, директор РЭТ по сопровождению экспортных поставок, приезжал и вел дела. Но репутация у него была приличной. Киамутдин Хабибуллович продавал мануфактуру, как многие другие. Разве что был удачливее остальных; ему, как мусульманину, персидские партнеры больше доверяли. Про Махотина, доверенного с внешностью разбойника, никто не слышал…

Алексей Николаевич понял, что ему придется ждать какого-нибудь происшествия. «Иваны» опять натворят дел, новому министру это будет в диковинку, и он даст команду изловить мерзавцев. Тут и вспомнят про Лыкова. Пока же он должен набираться сил и копить информацию. Сыщик надеялся на своего агента по кличке Адамова Голова. За три месяца тот наверняка успел повидаться с Верлиокой. Возможно, у Захара Нестеровича уже есть новости для статского советника…

Сыщик вызвал осведа на явку и сразу взял в оборот:

– Ну, что произошло за то время, пока я лечился? Удалось тебе повидаться со старым дружком?

Суровиков пристально глядел на Лыкова, словно размышлял: что сказать, а что утаить? Потом улыбнулся:

– Эх, Алексей Николаич! Я ведь с вами уже простился. Как узнал, что вам легкое продырявили, что кровью истекли, не доехали до больницы – даже расстроился. Свечку поставил в храме за упокой, ей-бо! Уж извините. Потом бегал, другую втыкал, за здравие.

– Спасибо. Твоими молитвами я, может быть, и спасся?

– Это навряд ли, – вздохнул освед. – Таким, как я, путь к Вседержителю заказан. Грехов больно много. У вас, кто знает, может, и есть к Нему прямой провод.

– Тоже навряд ли. Но хватит о пустяках, Захар Нестерович. Ответь на вопрос.

Лавочник приосанился:

– А вот встретился я с ним!

– Уже неплохо. Расскажи, да с подробностями.

И Суровиков начал излагать.

Он пришел в резбенно-иконостасную мастерскую на Амбарной улице в конце сентября. Когда стало ясно, что сыщик выжил и вернется на службу. Отставной разбойник назвался старостой сельского храма из Копорского уезда и захотел повидать хозяина. Приказчик отвел его в дальние комнаты. Там Верлиока, постаревший и пополневший, сперва не узнал гостя.

– Желаете иконостас обновить? – спросил он, щурясь.

– Да неплохо бы…

– Вы, уважаемый, пришли по адресу. Лучше нас никто не сделает. Итак, об каких улучшениях будет речь? И какою суммой вы располагаете? Мы можем и в рассрочку.

Суровиков дождался, когда приказчик выйдет, и сказал:

– Здорово, Никифор Ильич. Не узнал?

Хозяин дернулся, как от удара током, но быстро взял себя в руки:

– Вы про кого говорите? Тут таких нет.

Всмотрелся в гостя и ахнул:

– Фу-ты ну-ты! Адамова Голова! Откуда ты взялся?

Разбойники обнялись и какое-то время похлопывали друг друга по плечу. Оба были рады встрече.

– Постарел, братец, постарел…

– А ты так ничего, бодрый.

– Эх, годы, годы…

Чухонцев-Ногтев приказал подать водки и закуски. Старые приятели просидели целый час, обмениваясь новостями и делясь воспоминаниями. Суровиков рассказал про свою лавку в Лиговке, которая содержала одинокого человека. Закончил тем, что живет тихо, но по старой привычке балуется с краденым. Если это не слишком опасно.

Верлиока больше спрашивал, нежели рассказывал о себе. Он долго приглядывался к Адамовой Голове, прикидывал. И наконец предложил стать его глазами и ушами на Лиговке.

– Твоими? А ты сам-то кто теперь? – жестко спросил лавочник. – Неужто живешь с иконостасов?

Тогда только Никифор сознался, что состоит при серьезном человеке по кличке Сорокоум. И нуждается в помощниках, поскольку «дел много, а людей надежных мало». Еще он добавил: если хочешь, входи в наши операции, деньги рекой потекут.

– А что за операции? Уж не те ли, которых я сторонюсь?

– Да, я предлагаю укрывательство и сбыт краденого, – не стал темнить собеседник. – Но краденое не из домов или там после разбоя на большой дороге. Есть мануфактура, фабричная, много. Прямо со станка. Документы липовые или их вообще нету. Хозяин мой пайщиком состоит, в нескольких обществах сразу. И часть товара, значит, проводит мимо заводской кассы. Качество хорошее! Моя задача – раскидать. В Москву отгружаем, в Нижний на ярмарку, в Ирбит идет. И за рубеж: Румыния, Персия, балканские государства. Ну, там-то мы сами… А здесь, в Петербурге, руки не доходят. Нужно делить товар между лавками, вести учет, надзирать, собирать деньги, сопровождать товарный кредит… Я не справляюсь, а поручить некому. И тут ты появился. Соглашайся, брат! Заживешь гоголем, хоть и на старости лет. Все лучше, чем твое прежнее занятие – темечки кистенем крушить.

Суровиков понимал, что статский советник не одобрит активного участия агента в преступных деяниях. А вот сбыт краденого куда ни шло. И согласился. К декабрю лавочник уже вел комиссионные операции на тридцать тысяч рублей в месяц. Он поставлял материи в четырнадцать лавок в Александро-Невской, Рождественской и Московской частях. Русское купечество никогда не отказывалось купить заведомо краденное, если цены были вдвое меньше отпускных… А тут еще мануфактура шла на условиях кредита, деньги можно было отдавать через сорок пять дней. И желающие нашлись.

Присмотревшись к старому знакомому, Никифор предложил ему еще дело. Одних новостей про Лиговку ему теперь было мало. Он хотел не просто знать, как живут тамошние заправилы – Верлиока, явно по поручению начальника, собирался поменять власть в криминальном районе.

Лиговские бандиты давно славились в столице как самые многочисленные. Сейчас высшую марку держала шайка Осипа Пасхалова по кличке Неточай. Беглый из Зерентуйской каторжной тюрьмы, Осип прижился в доходном доме министра Двора барона Фредерикса. Сей сановный господин, которого многие считали образцом порядочности, выстроил на Лиговском проспекте огромное здание и завел в нем весьма упрощенный паспортный контроль. Настолько упрощенный, что все четыре этажа быстро заселили фартовые. Полиция не смела тревожить почтенного человека, который видится с государем по семь раз на дню. И дом жил весело и лихо, терроризируя округу. Банда Неточая занимала половину этажа и насчитывала более сорока штыков. Летом Осипа возвели в «иванское» достоинство, он участвовал в выборах и отдал свой голос Мезгирю. Сорокоум затаил обиду. Он готовил переворот на Лиговке и нуждался в секретной агентуре. Так Захар Нестерович сделался слугой двух господ.