– Ну?

– В душе Вячеслав скорее ближе к Сорокоуму будет. Он молодой, еще тридцати пяти нет, коростой покрыться не успел, как иные. И…

Лыков удивился:

– Есаул сам тебе это сказал? Что он наружно принял сторону атамана, а по совести отдал бы голос другому?

– Ну, не то чтобы сказал. А намекнул. Он меня выделяет, видит, что я не как другие барыги. Иной раз советуется. Словом, отношения у нас приятельские, можно сказать.

– И? – стал догадываться сыщик.

– Так точно. Передал я этот разговор Верлиоке. И тот попросил меня устроить встречу. В Сангальском саду они покалякали, я на стреме стоял. Кажись, договорились.

– Получается, Кастет перебегает на сторону «ивана ивановича», они кладут Неточаю голову на рукомойник, а его место занимает бывший есаул?

– Смекаю так.

Алексей Николаевич остался доволен полученными сведениями. Хозяином Лиговки станет другой человек. Ему в этом карьерном скачке поможет лыковский осведомитель. Тем самым он повысит и свои фонды. И сделается еще более полезным. Так со временем Адамова Голова может добраться и до самого верха…

Пора было заканчивать конспиративную встречу. Сыщик решил поберечь агента и не поручать ему рискованных заданий. Постепенно, шаг за шагом, он даст больше.

– Держи меня в курсе дела, – велел на прощание статский советник.

– А мои торговые операции? – опять разволновался Суровиков. – Точно меня за них в дядин дом[57] не укатают?

– Нет, веди по-прежнему. Это путь к «ивану ивановичу». Когда-нибудь тебя приблизят, вот уж тогда не растеряйся.

– А что? – насторожился лавочник.

– Сам понимаешь, что. Мне бы личность его установить. По какому паспорту живет. Дальше я уж разберусь.

Освед лишь вздохнул.

Из явочной квартиры статский советник сразу поехал в охранку. Полковник фон Коттен долго жал ему руку, и видимо, искренне.

– Рад, рад, Алексей Николаевич. В который раз вас угораздило? Правда, что вы тогда государю не смогли ответить, когда он о ранениях спросил, со счету сбились?

– Правда, Михаил Фридрихович. Однако это обстоятельство не уберегло меня от Литовского замка.

Жандарм сразу скис:

– А кого убережет? Придет время, и меня спишут, если так карта ляжет…

После этого беседа перешла в деловое русло. Статский советник сообщил полковнику, что резбенно-иконостасная мастерская на Амбарной улице действительно является «иванским» штабом, и поэтому наблюдение за ней нужно срочно восстановить. Он, Лыков, выздоровел и вернулся к служебным обязанностям. За это время уголовный мир выбрал себе премьера, и пора эту птицу раскассировать…

Фон Коттен умел читать между строк и тут же спросил:

– Распоряжения министра на восстановление филерского наблюдения не будет?

– Не будет, Михаил Фридрихович. Макарову сейчас не до этого.

– Тогда пускай Степан Петрович бросит мне бумажку. Этого достаточно.

– Спасибо, Белецкий не откажет. Теперь что мне нужно… Хозяин мастерской по фамилии Чухонцев – на самом деле старый уголовный, Никифор Ногтев по кличке Верлиока. Я его знаю с тысяча восемьсот восемьдесят третьего года, и он тогда уже был «иваном».

Полковник кивнул:

– Помню, вы говорили.

– А вот чего я не говорил, поскольку тогда сам этого не знал: Верлиока находится на прямой связи с «иваном ивановичем», он из его ближайших помощников. И в таковом качестве должен с ним время от времени встречаться. Лично, без посредников. Чуете, куда клоню?

– Проследить за его выходами в город?

– Точно так, Михаил Фридрихович. И здесь без ваших топтунов не обойтись. Верните их, пожалуйста, на прежнее место. Так же, как было: с экипажем наготове.

– Будет сделано… Как только вы дадите мне распоряжение Белецкого.

– К вечеру ляжет вам на стол!

Они оговорили важные детали, и Лыков покинул охранку. На улице шел снег, пришлось нанимать извозчика. После трех месяцев, проведенных на больничной койке, Алексей Николаевич полюбил ходить пешком. Но в этот раз не вышло.

Он приехал на Фонтанку и сразу направился к директору департамента. Белецкий был озабочен, куда-то собирался ехать и попросил:

– А нельзя через час?

– Можно.

Действительный статский бегом поскакал по лестнице, а просто статский уселся в чайной комнате и заказал служителю чайник «дзянь хун цзинь хао». Вскоре там его нашел Азвестопуло:

– Вот где они бездельничают. А барон Таубе с ног сбился, разыскивая…

– Что нужно этому надменному потомку старинного разбойничьего рода?

– Желают повидаться.

Лыков отодвинул стакан в бисерном подстаканнике – память о Благово.

– Прямо-таки повидаться, а не телефонировать?

– Яволь!

Может, есть новости от Николки, подумал сыщик. Три месяца ни слуху ни духу, пора бы уже что-то и накопать.

– Где ихнее превосходительство сейчас ошивается?

– Велел искать его в Генштабе.

С тех пор как началась Балканская война, барон Таубе почти переселился в здание на Дворцовой площади. Завязывался тугой узел, в воздухе пахло большой заварушкой. Начнут с Турции, а кончат всей Европой? Россия уже получила по носу от Австро-Венгрии во время Боснийского кризиса 1908 года. Австрияки слопали Боснию и Герцеговину, и с этим ничего нельзя было поделать. Так называемая общественность восприняла ту историю как небывалое унижение России, второй раз правительству подобное не простят. Значит, держи ухо востро…

Из приемной директора Лыков телефонировал в Генеральный штаб. Его соединили с генерал-майором, который попросил друга срочно подъехать. Разговор-де на пять минут, но важный.

– Новости от Николая? – оживился сыщик. – Насчет того, о чем я его просил?

– От поручика Лыкова-Нефедьева пока ничего нет, – разочаровал его Таубе. – Тут другой вопрос, не по телефону.

– Еду.

Вскоре два приятеля сидели в курительной комнате и говорили вполголоса, соблюдая конспирацию. Барон сказал:

– Я прошу тебя повидаться с Александром Ивановичем Гучковым.

– Для чего?

– Он просит, я не могу ему отказать. Гучкову нужна консультация по уголовным порядкам в стране.

– Даже так? – удивился сыщик. – Мануфактуристу стали интересны фартовые?

– Гучковы давно уже не мануфактуристы, они ликвидировали свой торговый дом и перевели все в деньги. Теперь это инвесторы – слышал такое слово?