Да, виноват. Такие уж технические решения использовал, поставив во главу угла лёгкость конструкции. То есть рассчитал аппарат без излишнего запаса прочности – только в нужную меру. Возможности машины заметно ограничены – взлёты, посадки, виражи – никакого высшего пилотажа, кроме пологого пикирования, при котором скорость не возрастает больше ста шестидесяти километров в час.

Если наклонить нос сильнее, то при слишком энергичном выводе можно потерять крылья. То есть при желании сломать эту машину не слишком трудно. Сам поражаюсь, как Мусенька её не угробила, когда мы бомбометали? Хотя чего я раскудахтался – она очень опытный летчик. Если даже чего-то не знает, способна почувствовать по поведению самолёта.

Высокая комиссия постановила начать производство этих аппаратов прямо здесь, в Горьком. И обязала заводское КБ выполнить конструкторскую и технологическую документацию на основании моих эскизов и обмеров действующего экземпляра. Для меня это означало разлуку с любимой – ей нужно возвращаться, чтобы приступить к практике в своём техникуме, а меня ждут портянки чертежей, которые нужно проверить и согласовать. Авторский надзор, так сказать.

Но сначала – о делах семейных. Как вы понимаете, мы с Мусенькой супруги, несмотря на отсутствие штампа в паспорте. Да и нет его у моей лапули – для всех она ещё до этого не доросла. Но мы всё равно семья. И у нас есть общая на двоих огромная забота – вывезти из зоны будущей румынской оккупации её семью. Сюда – под Горький. В село, где находится колхоз «Луч».

В сам колхоз, конечно, наведались. Пока мы с Фимкой рыбачили, моя вторая половина осматривала пустующий жилой фонд и толковала с председателем сельсовета. В принципе, всё решаемо, если новосёлы вступят в колхоз. А это – отец с матерью. Сёстры пока как бы ещё малы. Для младшей тут есть своя начальная школа, а старшей придётся ходить в семилетку в другое село километров за шесть. В этом плане дома лучше – там семилетка своя.

Вообще-то родители у нас – люди молодые. Ранние браки в это время не такая уж редкость. Им обоим немного за тридцать. И сама Мусенька у них в авторитете – это ведь она придумала заниматься курами, и породу правильно выбрала, и всё организовала. Сестриц построила, да и маменькой не раз руководила. В какой-то мере, батьки её слушаются. Но настолько ли, чтобы сорваться из родных мест и переехать за тысячи километров?

Нам обоим тревожно. И боимся приоткрыть перед ними завесу будущего, и не знаем, как убедить.

Самим нам здесь нравится, как нравилось и в прошлой жизни. Поля в этом хозяйстве не очень большие – кто же станет пахать заливные луга? Зато пастбищ и покосов вокруг немало. Прикинув одно к одному, моя дражайшая и подкатила к председателю колхоза с интересным с её точки зрения бизнес-планом. Ведь нам в этом селе нужен домик, но вступать в колхоз мы не можем. Однако, если подадим хорошую мысль товарищу председателю да ещё и пособим с её воплощением – вдруг он перестанет упираться и даст нам возможность обзавестись тут жильём? А мы летом сорок первого уж как-нибудь заманим обманным путём Муськиных предков вроде как в короткую поездку проведать дочку с зятем или на свадьбу зазовём. А там они и насовсем тут останутся. Война же начнётся. Всё перепутается. Ну, хоть такой шанс. Только бы председателя уломать!

Не, ну сам я в эти дела глубоко не врубался – хозяйственные вопросы больше по Мусиной части. Да и дела меня позвали – начались испытания двадцатитрёхмиллиметровой авиапушки конструктора Таубина. И я заторопился.

Пушку Таубин сделал, на мой взгляд, просто отличную. Единственный недостаток – питание из магазина, а не ленточное. Но такова эпоха – даже на «максимах» используют брезентовые ленты. Металлические только для авиационных ШКАСов. Многого в стране не хватает. Материалов, технологий, специалистов. С другой стороны, емкость этого магазина восемьдесят один патрон, в то время как боекомплект пушек на «мессерах» некоторых модификаций был всего пятьдесят или шестьдесят выстрелов. То, что пушку зарубят и почему, было мне заранее известно, но для того, чтобы её отстоять, моего авторитета в кругах руководителей нашей авиации явно не хватало. Представьте себе шестнадцатилетнего юнца, пытающегося в чём-то убедить солидного красного командира в звании, аналогичном генеральскому!

Рассчитывать на Поликарпова я не мог – по моему же плану он отошёл от всех важных дел и ковыряется с учебно-тренировочными самолётами. Надеяться на вес организации, где служит товарищ Конарев, – не конструктивно. Нельзя же полагаться на методы давления или, не приведи господи, запугивания. Да и на любые спецслужбы может найтись управа, если они помешают достаточно влиятельному человеку – а расклады в высших эшелонах власти я представлял себе плохо.

То есть надежда оставалась только на Валерия Павловича Чкалова. Он ведь тоже в генеральском звании. А уж про его авторитет среди авиаторов и говорить нечего. Тем более что начинал истребителем, каковым по сути своей душевной до сих пор и остаётся.

Улучив удобный момент, уговорил его «покатать» меня на спарке УТИ-17. А уже в полёте попросил отдать мне управление и от всей души «пофигурял».

– А ты не врёшь, что был истребителем, – улыбнулся Палыч, когда мы выбрались из кабины. – Отлично пилотируешь. Причем не как спортсмен, а словно в бою – без фиксации положений, целыми связками.

Я кивнул и сразу приступил к делу, объяснив Чкалову весь свой замысел от начала и до конца. Мы даже начертали несколько формул прямо на земле, а потом я пощёлкал своим калькулятором – логарифмическая линейка и счёты у меня всегда под рукой.

* * *

И вот, после стрельб заседает комиссия. Пушка МП-3, оказывается, не соответствует требованиям, предъявляемым к автоматическому оружию для истребителей. Скорострельность в триста выстрелов в минуту собравшихся категорически не устраивает. Военным нужно не меньше шестисот.

И тут слово берёт Чкалов. Кивает мне, и я развешиваю по стенке плакаты – такие рулоны ватмана, снабженные деревянными планками сверху и снизу. На верхней посередине верёвочная петелька, чтобы можно было подвесить на гвоздик. Как послушный помощник подаю указку, и Валерий Павлович начинает с закона сохранения импульса, переходит к закону сохранения энергии, доказывает зависимость времени, в течение которого «размазывается» импульс, от силы, воздействующей на тело. После чего показывает – отдача пушки со скорострельностью шестьсот выстрелов в минуту превышает четыре тонны. А в отдельных случаях может достигать и шести – многое зависит от жесткости пружины и применённого принципа перезаряжания.

Потом «прикладывает» это усилие к нескольким общеизвестным типам самолётов и доказывает, что большинство из них неизбежно получат повреждения при использовании на них более скорострельных артиллерийских систем.

Это, если рассуждать о сегодняшних истребителях. Если смотреть дальше, то, при возрастании массы боевых машин и применении определённых конструктивных ухищрений, более скорострельные пушки ставить всё-таки возможно, но именно эти, с отдачей около двух тонн, требуются в качестве учебно-тренировочных на учебно-тренировочные истребители Горьковского авиазавода. Чтобы курсанты не пожгли слишком много боеприпасов во время учёбы, паля в белый свет, как в копеечку.