Я предложила Лео взять свою камеру:

– Я буду отвечать за видео репортаж, а ты за фото. Идёт?

– Идёт, – конечно же, согласился он.

У Таш длинные русые волосы, достающие ей до самых лопаток, очень милое лицо и фантастически хрупкое телосложение. Отец ведёт её к импровизированному алтарю в украшенном общими усилиями холле, где священник вскоре назовёт Саймона и Таш мужем и женой. Таш нелегко, она опирается почти всем своим весом на руку отца, но для неё важно пройти этот путь самой. Несмотря на слабость и, возможно, боль, Таш по-настоящему улыбается. Её глаза наполнены радостью, светом, счастьем. Она невеста, целиком и полностью живущая в этом моменте.

Во время церемонии Лео долго смотрит на пару молодоженов, на медработников, на радостные лица обречённых обитателей этого самого грустного мира, и в его глазах мелькают мириады мыслей, собираясь в некое мерцающее знание, словно он пробил сферу своего увечья, вырвался за её пределы, и увидел вокруг себя других людей. Этот полёт завораживает.

Лео делает свою часть работы ответственно и даже чересчур старательно, как мне кажется. Наверное, ни у одной новобрачной ещё не было так много снимков, сколько будет у Таш. После церемонии никто не расходится – опять же общими усилиями организован мини-банкет. В этот день у всех жителей хосписа, даже у тех, кто больше не может ни ходить, ни есть, в глазах вместо мутной пелены загорается свет жизни. Мне он напоминает последнюю яркую вспышку звезды перед тем, как она погаснет.

Глаза Саймона красные, хотя он изо всех сил старается держаться. Лео полностью поглощён Таш. Я не могу понять, что он чувствует в связи с происходящим, но определённо вижу его «мужской» взгляд. Есть в нём также боль и сострадание, даже мягкость любви к впервые увиденному человеку, но он смотрит на неё, как мужчина. Это момент, когда моя собственная выдержка достигает дна. Я растягиваю губы до ушей в улыбке – во-первых, это маскировка, а во-вторых, обычно самый действенный метод борьбы со слезами. Зачем Господу, если уж ему непременно нужно кого-нибудь назначать больным раком, было не выбрать меня, к примеру? У меня нет любимых людей, нет внешности, которая привлекала бы мужчин и дарила бы им радость, а заодно и мне. Почему именно Таш? Она могла бы быть сказочной женой и матерью, по ней будут тосковать и горевать, а моего исчезновения с периметра Земли никто бы даже не заметил.

Я пригласила Лео на это мероприятие с целью показать, как важно ценить жизнь, пока она есть, и жить ею так полноценно, как это возможно, независимо от обстоятельств. Таш уже не может бороться за неё, но Лео может. Именно это он должен был сегодня понять.

– Спасибо Вам большое, что пришли, – тихонько журчит Таш перед нашим уходом и пытается сжать руку Лео.

Я отмечаю, что даже в таком слабом состоянии, она в первую очередь женщина и только во-вторую человек, поэтому на меня она даже не взглянула, хоть и прощается с обоими.

– Я рад быть здесь, – отвечает ей Лео своим обычным спокойным голосом. – Отретуширую фотографии так быстро, как это возможно.

– Это было бы чудесно! – едва слышно, но радостно говорит Таш, и с трудом отрывает от Лео глаза.

SYML – Take Me Apart

Как только мы с ним оказываемся в лифте и впервые за несколько последних часов наедине, он говорит:

– Страшное место.

– Есть страшнее.

Он бросает на меня вопросительный взгляд, и я замечаю у него припухлости и круги под глазами.

– Болит спина? – спрашиваю.

– Какое место страшнее, чем это? – с раздражением требует ответа он.

– Детский хоспис, – вздыхаю и отворачиваюсь. Сегодняшний день меня так утомил, что нет ни сил, ни желания иметь дело с его вспышками. – Я там не выдержала. Но есть те, кому удаётся.

Мы подъезжаем к высотке Лео около семи вечера.

– Останься, – приглашает он.

– Тебе плохо?

– Нет. Просто останься.

В его голосе нет и следа раздражения. Нет в нём высокомерия, нет жёсткости, нет снисходительности, нет усталых одолжений. Он обволакивает, просачивается в поры, и, хотя Лео молчит, я боюсь оглохнуть от тысяч его «останься».

Учитывая нагрузку и стресс, которым он был сегодня подвержен в воспитательных целях, ответить на его просьбу согласием – не поблажка, а вознаграждение.

– Хорошо.

К тому же, Диана пригласила Саванну пожить у неё в Торонто и попробовать поискать работу там. Ни для кого не секрет, что в Торонто работы больше, чем в Ванкувере. Так что, мой таун-хаус теперь пуст, и это так непривычно, что ещё сильнее обостряет чувство одиночества.

Я не ожидала, что свадьба Таш и Саймона окажется для меня событием с последствиями. Не знаю, вынес ли для себя Лео то, на что я рассчитывала, но моя крепость духа дала сбой. Правда, перед этим её изрядно раздробило и растёрло, и пока мы ехали в машине, я из последних сил старалась не растерять её пыль по пути.

Вечером за окном поливает. Перед сном я стараюсь отвлечься, просматривая ленту в Инстаграм, и мне попадается ролик BBC, снятый в наши дни в одной из бедных восточно-европейских стран: мужчина в форме, скорее всего, полицейской, выдирает из рук женщины детские ношеные ботинки, которые она продавала прямо на улице, и забрасывает на кривую крышу стоящего рядом строения. И меня прорывает: вначале от человеческой жестокости, конечно, но потом маленький ботинок из красной потёртой кожи пробивает все внутренние защиты и заслоны, и наружу вырывается старательно спрятанное, безумно болючее, отчаянное желание быть матерью. Несбыточное.

WTF_LEO: Что с тобой?

WTF_LEO: Не пугай меня. Не молчи!

WTF_LEO: Что с тобой?

Betelgeuse: Всё в порядке. Просто фильм грустный смотрю.

WTF_LEO: Уверена? Я слышу тебя. Это, должно быть, страшно печальный фильм. Душу рвущий.

Betelgeuse: Именно. Душу рвущий.

WTF_LEO: Не смотри его.

Betelgeuse: Мне больше ничего не показывают.

WTF_LEO: Спускайся вниз, чаю выпьем!

Betelgeuse: В другой раз, Лео. Я уже почти сплю.

Мне отчаянно хочется домой, где спрятан сундук. Это увлечение, о котором не знает ни одна живая душа, даже мой психотерапевт. Уже очень давно я договорилась со своей рациональностью, что «на распродажах можно». Я покупаю одежду и игрушки для новорожденных по минимальной стоимости, когда магазины предлагают скидку с уже распродажной цены. В такие моменты крошечные комбинезоны и кофточки можно покупать за три-пять долларов, вместо начальных двадцати. У меня скопился целый сундук. Это маленькая слабость, бывает же у людей? Кто-то собирает марки, кто-то эксклюзивные духи или бижутерию, кто-то старинные мотоциклы, а я детскую одежду. Ну, игрушки ещё, кое-что для ванной, ножнички для крошечных ноготков… Это не важно, что ими никто не воспользуется. Важно, что они помогают мне переживать кризисы. Ночью я рассматриваю и перекладываю их, а утром начинается новый день.