— Вы где-то встретились… нет, он ждал вас, большой дом,лестница…да…

— Умница, — засмеялся Эдик, но его взгляд сделалсянастороженным. Стас поставил стакан на пол и не отрываясь смотрел на меня.

— Вы пришли и убили его. А я приехала позднее… Я была всвоей комнате, когда вошел убийца…

— Ты рассказываешь сон, — фыркнул Стас, —свой дурацкий сон, которым не давала мне покоя… Ты угадала. Мы встретились,твой отец показал нам большой алмаз и оставил его в залог. Через несколькочасов должна была приехать ты со всей партией.

— И вы убили его.

— Точно. Папуля погиб в перестрелке. Он заподозрилнеладное, говорю тебе, он был жутко недоверчив. Мы дождались тебя, и вдругтакой облом: алмазов при тебе не было. Сопровождающие лица ничего сообщить немогли, что и неудивительно, зная вашу наследственную черту никому не верить.Исходя из всего вышесказанного, логично предположить, что местонахождениеалмазов известно только тебе, и мы надеемся, что ты сообщишь нам, где лежат этисокровища.

— Меня тоже ранили в перестрелке? — Они быстропереглянулись.

— Да, — очень неохотно ответил Стас. — Непредставляешь, как мы расстроились, алмазики тю-тю, и ты — с дыркой в башке.Впору было рыдать.

— Можешь сказать мне спасибо, — засмеялсяЭдик. — Если бы не я, гнить бы тебе уже год в могиле…

— Спасибо, — сказала я без усмешки. — Тыврач?

— Я хороший врач, — подняв палец, наставительнозаметил он. — Но если честно, понадобилась не одна операция. Сделать их вполевых условиях было немыслимо, пришлось везти тебя в госпиталь. Слава богу,на ту пору там было полно подстреленных, и никто особо не интересовался, кто тыи откуда. Просто женщина без документов, случайная жертва. По всем прогнозам тыдолжна была остаться калекой, и вдруг такая незадача, двигалась ты очень резво,а вот с памятью наметились проблемы. Вот тут нам пришлось напрячься, с калекой,конечно, проще, можно держать её в запертой комнате и терпеливо ждать, когда вмозгах наступит просветление, но нам, как я уже сказал, не повезло, пришлосьспешно придумывать тебе биографию и даже родственников. Из госпиталя тебяотправили в реабилитационный центр, мы все ещё надеялись, что мозги у тебя встанутна место, а чтобы этот счастливый миг не проворонить, рядом с тобой постояннонаходился наш человек. Просветления не наступило, и вот тогда явилась мысльвыдать тебя замуж, в конце концов, должна же ты что-то вспомнить.

— И он стал моим мужем? — кивнула я на Стаса.

— Точно, — хмыкнул тот. — Пожертвовал собойради общей пользы. Первые полгода ты вообще ничего не соображала, тебя можнобыло переставлять из угла в угол, как пальму в горшке. Потом, правда, немногоочухалась, но все равно была дура дурой, а потом начала задавать вопросы,потащилась в больницу. Все это становилось опасным, ко всему прочему, тебяискали люди Искандера, по их глубокому убеждению, алмазы ты свистнула и теперьживешь припеваючи.

— Это на меня похоже?

— Может, тебе осточертела борьба за идею? —разозлился Стас. — Такое случается. Искандер тебя никогда не жаловал.Впрочем, тебя никто не жаловал: ты самая настоящая сука, я ведь уже говорил?

— Да, я помню. Сосед-алкаш из квартиры напротив, чтоследил за мной, ваш человек?

— Точно, — хмыкнул Стае. — Мы ни на секундуне хотели оставлять тебя одну. Уважали, — развел он руками.

— Кто его убил?

— Твой любовничек. Я едва успел прибрать в егоквартире. Еще вопросы есть?

— Есть. Как погиб Анатолий? Мне сказали, в моейквартире нашли его труп.

— Точно. Ему не повезло.

— Это ты убил его? — Стас хохотнул, не желаяотвечать, но мне и так было ясно, что я права. — Если ты врач, —повернулась я к Эдику, — то как умудрился ввязаться во все это?

— Нет, ты посмотри, — захихикал Стас. — Онанам мораль читает. Детка, что бы мы ни сотворили, это ничто по сравнению ствоими грехами. Так что засунь в задницу свой дурацкий вопрос.

— А я не тебе его задавала. С тобой как раз все ясно.Ты обыкновенная мразь, таких на всякой войне как грязи. Шакалы…

— О, — засмеялся Стас, — наконец-то узнаюбоевого товарища. Не слова, а чистое золото. Валяй дальше. А ещё лучше вспомни,где алмазы.

— Ты не хочешь отвечать? — обратилась я к Эдику.

— Почему же? Если тебе интересно. Врач не основная моя профессия.Таких, как я, любят называть бойцами невидимого фронта. Когда мне стукнулотридцать пять, а ничего, кроме кровищи и дерьма, я в своей жизни припомнить несмог, тогда я решил, что пора о себе позаботиться, в плане материальнойкомпенсации за напрасно прожитые годы. И для начала умер. Чтобы возродиться изпепла, как птица Феникс. Знаешь такую легенду? Мы здесь все Фениксы. И я, и ты,и Стас. Надеюсь, на все вопросы мы уже ответили и можно перейти к главному.

— Очень сожалею, — закрыв глаза, сказала я. —Но я действительно ничего не помню.

— Этого ответа я ждал, если честно. — Эдик подошели встал рядом. — Будь добра, открой глаза и поверни голову. Видишь вотэто? — Он ткнул пальцем в ампулы на марлевой салфетке. — Одной ампулыдостаточно, чтобы ты выла по-собачьи и валялась у нас в ногах умоляя, чтобы мытебя пристрелили. Только мы не гуманисты. Мы вытрясем из тебя все, мыперетряхнем твои мозги, как старый хлам, и для этого не нужно никакого каленогожелеза и прочих анахронизмов, всего несколько ампул… Но можно избежать всегоэтого, ответив на вопрос: куда ты их спрятала?

Я опять закрыла глаза и сказала с усмешкой:

— Валяйте, ребята. Аллах акбар.

* * *

Сознание то возвращалось ко мне, то я вновь проваливалась вбездну. Голову разрывало невыносимой болью, тело больше не было моим, иногда яточно видела себя со стороны: жалкая истерзанная плоть. Я плакала и думала:если то, что они рассказали обо мне, правда, то это только небольшая плата замои грехи.

— Я не убивала детей, — выла я. — Я не могла.Я бы никогда не смогла… человек не может убить своего ребенка…

— Какого черта она всегда твердит одно и то же? Какойребенок? Ты обещал, что она все расскажет. Дерьмо это твое лекарство, полноедерьмо.

— Пульс едва прощупывается, дьявол… Она сдохнет, еслине прекратить. Совершенно невозможно работать…

Вспышка света, я в каком-то подвале. Стены медленновращаются и давят, давят на меня.