Временами ей казалось, что и Капитан ломает голову над темже самым. Наверняка. Быть может, его мысли были отражением мыслей Анастасии.Быть может, он точно так же искал случая.

А случая все не подворачивалось. Леса кончились, они третийдень ехали по равнинам, перемежавшимся редкими невысокими холмами. И этиравнины были самым неподходящим местом для серьезного разговора. Так иногда бывает– позарез необходимы деревья над головой, лесная поляна, комната, галерея,старая стена... А вот так вот взяться за руки и уйти подальше от разбитого наравнине лагеря – не получается, хоть ты тресни. Больше всего Анастасию мучиламысль, что он может подумать, будто она бросилась ему тогда на шею из однойлишь благодарности за спасение. Чтобы покончить хотя бы с этим недоразумением,вставшим меж ними или выдуманным ею, она придержала коня, подождала, когдапоравняется с ней чалый Капитана и тихо спросила:

– Не сердишься?

– За что, господи? – но в его голосе звучала ноткагрусти. – Все нормально...

– Вот уж нет, – сказала Анастасия, не глядя нанего. – Только не сердись... Я размышляю, и мне тяжело.

– Странное совпадение, – сказал Капитан ужевеселее. – Я тоже размышляю, и не над самыми простыми вещами. Не подуматьли нам вместе и вслух?

– Подождем, – сказала Анастасия. – Только несердись, ладно? Подождем... И отъехала. Словно камень с души свалился, иувесистый.

Она погнала Росинанта легким галопом, волосы развевались изпод шлема, увенчанного золотым серпом-и-молотом.

Где те времена, когда жизнь казалась ей не лишеннойтягостных загадок, но довольно простой, без крупных неожиданностей? Гдевремена, когда она и подумать не могла, что потрясение основ – стольмучительная штука? Анастасия, светлая княжна отрогов Улу-Хема из рода ВторыхСекретарей, отважный рыцарь, пустившийся в поход за Знаниями – ах, каким легкими прекрасным виделся поначалу тот поход...

Она остановила коня – вокруг были возделанные поля! Пшеницастояла золотой упругой стеной, чуть колыхавшейся под ветерком. Анастасияспрыгнула с седла, сорвала колос, размяла в ладонях, попробовала зерна. Самаянастоящая пшеница и на вид, и на вкус.

Подъехали Капитан с Ольгой. Анастасия молча обвела рукой,показывая на золотящиеся до горизонта поля.

– Ну, по крайней мере, не Канал, – сказал Капитан.Все прекрасно понимали, что означают эти золотые колосья. Необозримые пшеничныеполя – это государство. Вот только чье, и как здесь относятся к путникам?

Оставалось ехать вперед, что они и сделали. Скоро обнаружилиторную дорогу и двинулись по ней. И прошло не так уж много времени, прежде чемКапитан, случайно оглянувшись, вскрикнул:

– Черт!

Анастасия ничего не спросила. Все и так было ясно. Далекопозади, поблизости от дороги, по которой они проехали с час назад, поднималасьтоненькая струйка дыма. Прервалась. Вновь потянулась к небу. Прервалась.Возникла снова. Рядом с ней выросла еще одна.

– Поздравляю, – сказал Капитан. – Мы в мешке.Может быть, они уже знают – те, впереди – сколько нас тут есть.

– Приятная весть, – сказала Анастасия. – Чтож, деваться некуда...

– Давно что-то мы ни с кем не дрались, – .добавилаОльга не без азарта.

– Нашла о чем горевать! – фыркнул Капитан. –Ну вот, едут! Проверка документов и багажа!

Над дорогой стояла туча пыли – навстречу скакал конный отряди немаленький – человек двадцать. Анастасия положила руку на рукоять меча.

Они стояли в ряд посреди дороги и молча ждали. Клубиласьпыль, вот уже можно различить красные щиты, разноцветные плащи...

Всадники осаживали разогнавшихся коней. Все они былимужчинами, голубоглазыми и русобородыми, но во всем остальном чрезвычайнопоходили на Анастасию – кольчуги, остроконечные шлемы (только без символов нашишаках), мечи, копья. Разве что щиты иной формы, овальные и заостренные внизу,без гербов, да у некоторых воинов – булавы, в Империи почти не употреблявшиеся.Анастасия не знала, радоваться такому сходству или оно сулит новые хлопоты, апотому на всякий случай вытянула меч из ножен – чуть-чуть, на ладонь.

Они разглядывали друг друга любопытно и настороженно, потомАнастасия тронула коня вперед, так, чтобы оказаться на корпус впередиспутников, и сказала:

– Я – Анастасия, княжна отрогов Улу-Хем, рыцарь из родаВторых Секретарей. А кто вы?

Точно так же, как она, на корпус вперед выдвинулся всадник валом плаще, с золотой цепью на шее и посеребренной булавой на руке и ответил:

– Я – воевода Бобрец, порубежной стражи. С чем идете?Почему единственный мужик – в столь паскудном облике, а девицы – в доспехах?

– Так уж у нас заведено, – сказала Анастасия небез вызова.

И он этот вызов понял, сказал дерзко-увещевающе:

– Такого быть не может, синеглазая. А если бы и было –стоило бы вас ремешком отходить по нежным сиденьям.

– А ты попробуй, – сказала Анастасия, вытаскиваямеч до середины.

– Таська, не заводись, – тихо посоветовалКапитан. – Монастырь тут чужой, треба оглядеться.

Воевода Бобрец, играя плеткой с резной ручкой, разглядывалАнастасию с любопытством и насмешкой, и хвататься за меч не собирался. От негоисходила спокойная уверенность, вполне понятная для человека с двум десяткамивсадников за спиной, стоявшего к тому же на своей земле.

– Ну? – сказала Анастасия, чувствуя себя все же неочень уверенно.

– Ты откуда такая прыткая? – спросил Бобрец синтересом.

– Оттуда, где все такие, – сказала Анастасия,гордо задирая подбородок.

– Положим, ты этой железкой владеешь хорошо, –сказал Бобрец. – Положим, кого-нибудь да поцарапаешь. А долго липродержишься? К святому Перу мы тебя, конечно, не отправим, а вот ремешком какследует поучим, на коняжку долго не полезешь...

– Погранец, ты уж тоже не заводись, – сказалКапитан. – Давай-ка поговорим ладком. Девушки у нас молодые, горячие,привыкли за шпаги хвататься – не наигрались, лиха не хлебали... Ты этоучитывай. Мужик ты, я вижу, серьезный и потому объясни мне: у вас честныхпроезжающих резать принято, или как?

– Режем мы, если уж приходится, лазутчиков да сволоту сКанала, – сказал Бобрец с достоинством. – А если ты честныйпроезжающий, вреда тебе не будет. Ты-то сам кто такой?

– Да как тебе сказать... В нынешнем положении –странник. Глядят нахмуренные хаты, и вот ни бедный, ни богатый к себе не пустятна ночлег... Бобрец вытаращил на него глаза:

– Откуда знаешь? – и сам продолжал торжественно,как читают молитву:

Не все ль равно – там человек иль тень от облака, куда-топроплывшая в туман густой, – ой, посошок мой суковатый, обвитый свежейберестой, родней ты мне и ближе брата...