Теперь Капитан таращился на него, а во всадниках что-топеременилось – они смешали строй, копья опустились, взгляды потеряли зоркуюподозрительность. Ощущение предстоящего боя растаяло без следа. Анастасияневольно разжала пальцы, и ее меч скользнул в ножны, крестовина глухо стукнула осеребряную оковку.

– Так бы сразу и говорил, – сказал Бобрец. –И коли уж вы с той стороны едете – не слыхали, что за переполох был нынче ночьюна Канале? Полыхало на совесть.

– Я старался, – скромно сказал Капитан.

– Ну? Ты? А что там?

– Да нахамили, как последняя сволочь, – сказалКапитан. – Нашу Настасью к себе принялись в гости тащить, не пригласивчестью. Вот и пришлось... А вас они не трогают?

– Нас они, братец, давно не трогают, – объяснилБобрец значительно. – Моего дедушку спросишь, он тебе расскажет, как ониканалыциков отучали честных людей обижать...

Капитан перекинул ногу через седло, спрыгнул на землю ипредложил воеводе:

– Пошли поговорим?

Бобрец, ничуть не удивившись, тоже спешился, они отошли отдороги и оживленно о чем-то заговорили – то один размахивал руками для вящейубедительности, то другой, но выглядело все это вполне мирно и длилось довольнодолго. Раза два Бобрец оглянулся на Анастасию – с удивлением и уважительно.Потом разговор, должно быть, зашел об автомате – потому что Капитан выстрелил вземлю. Конники встрепенулись, но Бобрец махнул им рукой и остался спокоен, хотяэто далось ему не так уж легко.

Возвращались они с видом людей, довольных друг другом иуспешно завершивших трудное дело. Бобрец махнул своим рукой:

– Сполох напрасный. Люди свои, – и весело глянулснизу вверх на Анастасию. – И все же не верю я, синеглазая, что тыискуснее меня на мечах.

– Потом попробуем, – сказала Анастасиямирно. – Если будет такая охота.

Они тронулись в путь. Бобрец ехал меж Капитаном и Анастасиейи рассказывал, очевидно, продолжая начатый с Капитаном разговор:

– И понимаешь, бумаг вообще-то мало осталось, от самогоначала, я говорю, от мрака кромешного, но известно доподлинно, что святой Херпо земле этой ходил. И учил, что безобразий против нас наворочано изрядно, апотому следует ни на кого особо не глядеть, дуриком чужих укладов не хватать, ажить себе своим умом и жить с земли, потому как баловство проходит, словно дыми облака, а земля вечна. А сочинения Многопечальников, апостолов ржаных, он самже и записал по памяти в те начальные времена, и мы тех апостолов чтим, каклюдей душевных и пробирающих до сердца, – лицо его стало отрешенно важным,и он нараспев продекламировал:

Прощайте, не помните лихом,

дубы осыпаются тихо

под низкою ржавой луной.

Лишь вереск да терн узловатый,

репейник да леший косматый

буянит под рог ветровой.

И Капитан свободно, без запинки подхватил:

Лопух не помянет и лошадь,

дубового хвороста ношу

оплачет золой камелек...

Краем уха Анастасия слышала, как Ольга за ее спиной что-тоотвечает, смеется. Все было в порядке, и Анастасию уже как-то не удивляло, чторядом с ней в рыцарской броне едут мужчины, а не женщины. Мир был огромен имноголик, а ее прежняя жизнь – лишь бусинка в пестром ожерелье многоцветьяукладов и обычаев, законов и установлений. Трудно было, понятно, отрешиться отсознания, будто единственное верное и правильное лишь то, что ты знала сдетства; трудно было принять право других жить по тем законам, что заложили ихпредки. Но путешествие продолжалось, и старые предрассудки выпадали словномолочные зубы. Анастасия чувствовала себя старше, словно не дни проходили вседле, а годы.

Впереди вырастал город – прямые чистые улицы, высокиетерема, деревянные и каменные, под яркими веселыми крышами, разноцветными, какярмарочные леденцы, терема, сверкавшие радужным многоцветьем оконных стекол ивитражей. Такие витражи Анастасия видела только в императорском дворце, а здесьони были чуть ли не в каждом доме.

– Китеж, – с гордостью обронил Бобрец.

Город был без стен – и это многое сказало Анастасии,знакомой не понаслышке с усобицами, стычками на границах княжеств, осадамигоркомов, массивными стенами городов Счастливой Империи, окованными железомворотами. Только сильный, уверенный в своем могуществе город может заменитьстены гордой славой своих рыцарей.

– Жить будете у меня, – сказал Бобрец. – Нестесните, чай. Между прочим, братишка младший у меня холостякует, так что еслинадумаешь, синеглазая, принять сватов...

Капитан ничего не сказал, только перехватил взгляд воеводы,и зубы блеснули из-под выгоревших усов. Анастасия со смешанным чувствомсмущения и гордости опустила глаза, а Бобрец смущенно почесал в затылке:

– Понял. Считай, пошутили.

Дом у него был большой, с просторным чистым подворьем,широкое крыльцо вело на поднятую на резных столбах крытую галерею. Такие жесобаки, немного настороженно принявшие Горна, такие же куры, даже осанистыйпетух совершенно так же расхаживал, кося хозяйским спесивым глазом. Вот тольковышедшая навстречу хозяйка, сероглазая и Русоволосая, Анастасию несказанноизумила (хотя Анастасия и постаралась этого не выказать).

Впервые в жизни Анастасия видела женщину без штанов –словосочетание заранее выглядевшее невозможным, как Твердый воздух. И тем неменее штанов на хозяйке не было.

На ней была белая рубашка до колен, перехваченная на талиивышитым поясом. И широкие рукава, и открывавший стройную шею ворот, и подолвышиты красным, синим, желтым шелком. Надо признать, это выглядело красиво, иженщина двигалась легко, свободно, грациозно, ничуть не стесняясь открытых доколен загорелых ног – отсюда ясно, что такова повседневная женская одежда и такздесь ходят все.

Анастасия почесала в затылке – мысленно. А вслух ничего неспросила, вспомнив, как не единожды попадала впросак.

Впрочем, хозяйка тоже смотрела на них удивленно – именно наних с Ольгой, а не на Капитана. Это лишний раз подтверждало, что здесь именноони с Ольгой выглядят странновато, и Анастасия по дурной привычке сердитоприкусила губу.

– Баню, мать, баню! Сейчас мы гостей в баню-то изагоним! – весело гремел Бобрец, обняв жену за плечи и улыбаясь гостямоткрытой и самую чуточку хвастливой улыбкой довольного судьбой человека.Анастасия ощутила легкий укол зависти. Наверное, впервые что-то в прежней жизнипоказалось ей неправильной игрой.

– А что такое баня? – все-таки не удержалась онаот вопроса, снимая меч.

Бобрец захохотал – не обидно, но так громко, что петух, вразрастеряв спесь, припустил прочь:

– Не знаешь? Ну, синеглазая, ну, княжна, а еще с мечом!Алена, уяснила, что тебе сделать надлежит? А покажи-ка ты им, что такое баня,так, чтобы до старости не забыли!