— черная и белая. А в чем подвох у вас? И как это связано со мной?»

Их глаза встретились, и Мак почувствовал, что Аэрон словно пытался проникнуть дальше в его сознание, дальше слов. Он мысленно показал ему знак «СТОП».

«Извини. Я просто хотел…»

Похоже, Маку стоило набраться терпения. Просить явно не было сильным умением лесничего.

Прошло еще пару тревожных мгновений. В животе у Мака урчало от голода, но он терпеливо сглотнул слюну. Наконец Аэрон решился.

«Я хочу попросить тебя… Когда ты будешь улетать… Забери с собой мою дочь».

«Что?».

Мак ожидал чего-то в этом роде, контрабанда была обычным делом среди пилотов, но живое существо… Это было неприемлемо.

«А купить билет на космодром не проще?», — попытался он отговорить от глупой затеи нового приятеля.

«Ты не понимаешь. Я сказал, что Берри следят за тем, чтобы наши воспоминания соответствовали требованиям, но некоторые из нас, моя дочь, например, во время коррекции не забывает прошлое. Вернее, она забывает, но не то, что следует, зато очень восприимчива к шумам — остаткам стертых воспоминаний типа тех, в которые попал ты, но мягче, почти неслышимых для других. В результате она помнит то, что было до и после многочисленных чисток, и чем старше она становится, тем труднее выбирать между тем, ЧТО она знает, и тем, что ДОЛЖНА знать».

«Цензура», — мрачно выплюнул из себя Мак. Он так и знал, что на этой проклятой планете подпорчено нечто большее, чем пару деревьев.

Мак надолго задумался. Предложение Аэрона было посерьёзнее мелкой контрабанды. Несанкционированный вывоз живого существа — совсем другая статья межпланетного кодекса. Добиться разрешения? Что-то в голосе лесничего подсказывало Маку, что девушку так просто не отпустят. Он бы на месте правительства не отпустил.

«Откажитесь от коррекции, — наконец спустя четверть часа раздумий предложил он. — Пусть учит все по старинке».

«Нельзя. Поток протоколов такой, что обновления нужны каждый третий день. Те, кто не проходит процедуру… Им очень трудно».

«Процедуру? Не понимаю. Мне казалось, воспоминания не могут накапливаться так быстро. Что может измениться так сильно за три дня, чтобы нужно было что-то забыть?».

Опасность. В мозгу Мака красным цветом зажглась табличка опасности. Бизнес и политика — не для простых разведчиков. Ему стоит отказать Аэрону.

Лесничий намерено проигнорировал последнюю мысль.

«Протоколы, — как ни в чем не бывало продолжил Аэрон, почесав лапой старое, потрёпанное ухо. — Извини, я неправильно выразился. Это не только воспоминания. Это и правила поведения. Порядок работы. То, что ты должен знать и не должен. Каждый во своем статусе, разумеется. Не во всем, конечно, в общих местах, на работе, в целом, чтобы ты был в курсе… Протоколы обновляются каждые три дня. И у нас сильные ученые. Они многое что изобретают. Их знания распределяются по потоку и дозируются кусочками в общее сознание. Каждый может заниматься, чем хочет, и быть, кем хочет. Нужно только скачивать и обновлять соответствующие протоколы».

Роботы. Армия роботов. Мака бросило в дрожь, когда он представил себе в красках картинку, описанную Аэроном.

«Все не так страшно. Личная жизнь неприкосновенна».

Ага. Слышал он такое раз пятьдесят на планетах с диктаторскими режимами. Впрочем, не ему судить.

«Вот именно».

«Что же тогда тебе и твоей дочери не живется на родной планете?», — не удержался от сарказма разведчик.

«Я никуда не лечу», — едва сдерживая встречное раздражение, просопел вслух Аэрон. С незнакомцем приходилось разговаривать, как с ребенком.

«Он много не знает и не понимает», — напомнил Аэрон самому себе, и снова взмахнул хвостом, пытаясь справиться с охватившим его раздражением.

«Представь, что фантазии одного человека воплотились в реальность и двинулись на город. Вспомни ямы воспоминаний. В нашем мире мысли могут убить, воспоминания — тем более. В вашем мире этого нет. МЫ ПРОСТО ЗАЩИЩАЕМСЯ. Вот и все».

Он бессильно опустил голову на лапы, устало прикрыл глаза. Мыслеречь с чужеземцем утомила его больше, чем он рассчитывал. Приходилось все время преодолевать сопротивление. И быть очень осторожным, чтобы не сказать большего, чем требовалось.

«Папа, будь с ним добр».

При слабом звуке голоса дочери шерсть на холке Аэрона снова встала дыбом.

Мак поднял руку, успокаивая лесничего.

«Согласен. Это не мое дело. Но тогда почему ты хочешь вывезти свою дочь тайком? Только на чистоту. Для меня это риск. И риск немалый. Я не пойду на подобное из-за чьей-то прихоти или ерунды».

Аэрон явно ему что-то не договаривал.

«Те, кто помнят не так, как положено, не могут покинуть планету. ЭТО ЗАПРЕЩЕНО».

«А жить с тобой в лесу? Здесь вроде нет протоколов или я ошибаюсь?».

Аэрон грустно посмотрел на Мака.

«Ты прав. Но здесь есть ямы воспоминаний, и они могут вырываться наружу через сознание тех, кто не контролирует свою память. ЕЙ ЗАПРЕЩЕНЫ ЛЕСА».

«Похоже, ей запрещена жизнь», — неудачно пошутил Мак.

«ОН ПОНЯЛ. УБЕДИ ЕГО ПОМОЧЬ НАМ…».

«Ты прав. Поэтому я и привел тебя сюда».

Глава пятая. Есть ли, кому умирать?

— 1-

В эту ночь, несмотря на усталость, сон долго не шел к Маку. Лежа на спине, он смотрел на звезды и думал. Думал о том, как непохожи миры, в которых он побывал, и как похожи некоторые чувства — и как эти схожие чувства парадоксальным образом разъединяют, раскидывают людей по разные стороны баррикад. Только ли людей?..

Он повернулся на бок и попытался уснуть. Откинул ногой травяное одеяло, услужливо сплетенное подопечными Аэрона, мелкими насекомыми, чем-то напоминающими симбиоз мышей и муравьев.

Как следует растянулся на еще теплой после жаркого дня земле…

За шею что-то кольнуло.

Они все-таки попытались сделать так, как хотели. Для пробы он первый снял повязку, прополз через прорытую накануне яму под шторкой, но оружия в комнате не оказалось. Воспитатель, дежуривший в эту ночь, не отличался особенным рвением и тихо спал. Он убил его быстро, с размаху ударив головой о стену.

— Бежать!

Но остальные воспитанники, растерявшись, остались при столбе. Он не стал дожидаться их решения.

Бежать!

За ним снарядили погоню. Он слышал ее, чувствовал их мысли — и убегал. Спустя сутки, наткнувшись на какую-то заброшенную нору, он без сил провалился туда и забылся сном.

Ему снилось, что его поймали еще в школе, привели к главному надзирателю. Было знакомое помещение, холодные стены, трубы, шланги и вода.

Он, свернувшийся калачиком в углу.

Его крик.

Наконец надзиратель отпустил его и повернулся к кому-то вошедшему, сказал: «Возможно, непредсказуемая реакция от переливаний. Но что нам с ним делать?».

Бойи не