Маленький человек в дырявом желтом котелке и с грушевидныммалиновым носом, в клетчатых брюках и лакированных ботинках выехал на сценуВарьете на обыкновенном двухколесном велосипеде. Под звуки фокстрота он сделалкруг, а затем испустил победный вопль, от чего велосипед поднялся на дыбы.Проехавшись на одном заднем колесе, человек перевернулся вверх ногами,ухитрился на ходу отвинтить переднее колесо и пустить его за кулисы, а затемпродолжал путь на одном колесе, вертя педали руками.

На высокой металлической мачте с седлом наверху и с однимколесом выехала полная блондинка в трико и юбочке, усеянной серебрянымизвездами, и стала ездить по кругу. Встречаясь с ней, человек издавалприветственные крики и ногой снимал с головы котелок.

Наконец, прикатил малютка лет восьми со старческим лицом изашнырял между взрослыми на крошечной двухколеске, к которой был приделангромадный автомобильный гудок.

Сделав несколько петель, вся компания под тревожную дробьбарабана из оркестра подкатилась к самому краю сцены, и зрители первых рядовахнули и откинулись, потому что публике показалось, что вся тройка со своимимашинами грохнется в оркестр.

Но велосипеды остановились как раз в тот момент, когдапередние колеса уже грозили соскользнуть в бездну на головы музыкантам.Велосипедисты с громким криком «Ап!» соскочили с машин и раскланялись, причемблондинка посылала публике воздушные поцелуи, а малютка протрубил смешнойсигнал на своем гудке.

Рукоплескания потрясли здание, голубой занавес пошел с двухсторон и закрыл велосипедистов, зеленые огни с надписью «выход» у дверейпогасли, и в паутине трапеций под куполом, как солнце, зажглись белые шары.Наступил антракт перед последним отделением.

Единственным человеком, которого ни в коей мере неинтересовали чудеса велосипедной техники семьи Джулли, был Григорий ДаниловичРимский. В полном одиночестве он сидел в своем кабинете, кусал тонкие губы, и полицу его то и дело проходила судорога. К необыкновенному исчезновению Лиходееваприсоединилось совершенно непредвиденное исчезновение администратора Варенухи.

Римскому было известно, куда он ушел, но он ушел и... непришел обратно! Римский пожимал плечами и шептал сам себе:

– Но за что?!

И, странное дело: такому деловому человеку, как финдиректор,проще всего, конечно, было позвонить туда, куда отправился Варенуха, и узнать,что с тем стряслось, а между тем он до десяти часов вечера не мог принудитьсебя сделать это.

В десять же, совершив над собою форменное насилие, Римскийснял трубку с аппарата и тут убедился в том, что телефон его мертв. Курьердоложил, что и остальные аппараты в здании испортились. Это, конечно,неприятное, но не сверхъестественное событие почему-то окончательно потряслофиндиректора, но в то же время и обрадовало: отвалилась необходимость звонить.

В то время, как над головой финдиректора вспыхнула изамигала красная лампочка, возвещая начало антракта, вошел курьер и сообщил,что приехал иностранный артист. Финдиректора почему-то передернуло, и, став ужсовсем мрачнее тучи, он отправился за кулисы, чтобы принимать гастролера, таккак более принимать было некому.

В большую уборную из коридора, где уже трещали сигнальныезвонки, под разными предлогами заглядывали любопытные. Тут были фокусники вярких халатах и в чалмах, конькобежец в белой вязаной куртке, бледный от пудрырассказчик и гример.

Прибывшая знаменитость поразила всех своим невиданным подлине фраком дивного покроя и тем, что явилась в черной полумаске. Ноудивительнее всего были двое спутников черного мага: длинный клетчатый втреснувшем пенсне и черный жирный кот, который, войдя в уборную на заднихлапах, совершенно непринужденно сел на диван, щурясь на оголенныегримировальные лампионы.

Римский постарался изобразить на лице улыбку, от чего оносделалось кислым и злым, и раскланялся с безмолвным магом, сидящим рядом скотом на диване. Рукопожатия не было. Зато развязный клетчатый самотрекомендовался финдиректору, назвав себя «ихний помощник». Это обстоятельствоудивило финдиректора, и опять-таки неприятно: в контракте решительно ничего неупоминалось ни о каком помощнике.

Весьма принужденно и сухо Григорий Данилович осведомился усвалившегося ему на голову клетчатого о том, где аппаратура артиста.

– Алмаз вы наш небесный, драгоценнейший господин директор, –дребезжащим голосом ответил помощник мага, – наша аппаратура всегда при нас.Вот она! Эйн, цвей, дрей! – и, повертев перед глазами Римского узловатымипальцами, внезапно вытащил из-за уха у кота собственные Римского золотые часы сцепочкой, которые до этого были у финдиректора в жилетном кармане подзастегнутым пиджаком и с продетой в петлю цепочкой.

Римский невольно ухватился за живот, присутствующие ахнули,а гример, заглядывающий в дверь, одобрительно крякнул.

– Ваши часики? Прошу получить, – развязно улыбаясь, сказалклетчатый и на грязной ладони подал растерянному Римскому его собственность.

– С таким в трамвай не садись, – тихо и весело шепнулрассказчик гримеру.

Но кот отмочил штуку почище номера с чужими часами.Неожиданно поднявшись с дивана, он на задних лапах подошел к подзеркальномустолику, передней лапой вытащил пробку из графина, налил воды в стакан, выпилее, водрузил пробку на место и гримировальной тряпкой вытер усы.

Тут никто даже и не ахнул, только рты раскрыли, а гримервосхищенно шепнул:

– Ай, класс!

Тут в третий раз тревожно загремели звонки, и все,возбужденные и предвкушающие интересный номер, повалили из уборной вон.

Через минуту в зрительном зале погасли шары, вспыхнула идала красноватый отблеск на низ занавеса рампа, и в освещенной щели занавесапредстал перед публикой полный, веселый как дитя человек с бритым лицом, впомятом фраке и несвежем белье. Это был хорошо знакомый всей Москве конферансьеЖорж Бенгальский.