— Отлично. Как на дворе, тепло?

— По-моему, да, — удивилась Ренисенб.

— Тогда подай мне палку. Я пройдусь по двору.

Ренисенб была в недоумении: Иза крайне редко выходила издому. Под руку она провела старуху через главные покои на галерею.

— Сядешь здесь, бабушка?

— Нет, дитя мое. Я дойду до водоема. Иза шла медленно, но,хотя и хромала, уверенно продвигалась вперед и не жаловалась на усталость.Оглянувшись, она выбрала место, где возле пруда в приветливой тени фиговогодерева была разбита небольшая цветочная клумба.

Усевшись, она с удовлетворением заметила:

— Наконец-то мы можем поговорить так, чтобы никто не сумелнас подслушать.

— Ты рассуждаешь мудро, Иза, с одобрением отозвался Хори.

— То, о чем мы будем говорить, не должен знать никто, кроменас троих. Я доверяю тебе. Хори. Ты появился у нас в доме еще ребенком. Ивсегда был преданным, скромным и умным. Из всех моих внуков я больше всех люблюРенисенб. Пусть зло обойдет ее стороной. Хори.

— Так и будет, Иза.

Хори произнес эти слова тихо, но тон, каким они былисказаны, выражение его лица и взгляд, каким он встретил взгляд старухи, еевполне удовлетворили.

— Хорошо сказано. Хори, спокойно, без излишней горячности,как и подобает человеку, который своих слов на ветер не бросает. А теперьрасскажи мне, что вы делали сегодня.

Хори объяснил, как было составлено послание, и пересказалего содержание. Иза слушала внимательно.

— А теперь послушай меня. Хори, и посмотри вот на это. — Онавытащила из складок платья ожерелье со львами. — Скажи ему, Ренисенб, где тынашла это ожерелье, — добавила она. Ренисенб сказала. Ну, Хори, что ты об этомдумаешь? — спросила Иза.

С минуту Хори молчал.

— Ты старше и умнее меня, Иза. Что думаешь ты? — спросил он.

— Я вижу, ты из тех людей. Хори, кто не спешит что-либоутверждать, не имея твердых доказательств. Ты с самого начала знал, как умерлаНофрет?

— Я подозревал правду, Иза, но это было всего лишьподозрение.

— Именно. И сейчас мы располагаем только подозрением. Ноздесь, вне стен дома, мы трое можем не бояться высказать наши подозрения, окоторых потом, разумеется, лучше умолчать. Я думаю, есть три объясненияслучившимся событиям. Первое — пастух сказал правду, и он в самом деле виделНофрет, вернувшуюся из Царства мертвых с жестоким намерением отомстить за себяи причинить новое горе нашей семье. Может, так оно и было — жрецы, и не толькоони, утверждают, что такое возможно, да и мы все знаем, что болезни, например,насылаются на людей злыми духами. Но я старая женщина и не обязана веритьвсему, что говорят жрецы, а потому считаю, что есть и другие объяснения.

— Какие же? — спросил Хори.

— Предположим, что Сатипи и вправду убила Нофрет, что черезкакое-то время на том же месте Сатипи привиделась Нофрет и что в ужасе отсознания собственной вины она бросилась со скалы и разбилась насмерть. Все этоболее-менее ясно. Теперь перейдем к тому, что было дальше: некто по причине,нам пока неизвестной, решил убить двух сыновей Имхотепа. А замыслив этосделать, он надеялся, что его преступление из суеверного страха припишутНофрет, как и произошло.

— Но кто вознамерился бы убить Яхмоса и Себека? — вскричалаРенисенб.

— Не слуги, — сказала Иза, — они бы на это никогда неосмелились. Значит, людей, из которых нам предстоит выбрать, совсем немного.

— Выходит, это кто-то из нас? Бабушка, такого быть не может!

— Спроси у Хори, — сухо отозвалась Иза. — Ты видишь, он мнене возразил.

— Хори, — обратилась к нему Ренисенб, — неужели…

Хори мрачно кивнул головой.

— Ренисенб, ты молода и доверчива. Ты считаешь, что все,кого ты знаешь и любишь, такие, какими они тебе представляются. Ты неподозреваешь, сколько жестокости и зла может гнездиться в человеческом сердце.

— Но кто из нас…

— Вернемся к истории, поведанной нам пастухом, — вмешаласьИза. — Он видел женщину в полотняном одеянии с ожерельем на шее, которое носилаНофрет. Если это не призрак, значит, он видел именно то, что рассказывал, тоесть видел женщину, которая хотела, чтобы в ней узнали Нофрет. Это могла бытьКайт, могла быть Хенет и, наконец, могла быть ты, Ренисенб! С такого расстояниякто угодно может сойти за женщину, если надеть женское платье и накладныеволосы. Подожди, дай мне договорить. Возможно, пастух солгал. Он поведал намисторию, которой его научили. Он выполнял волю человека, который имел право емуприказать, даже не понимая по слабости ума, что его подкупили или уговорили такпоступить. Этого нам никогда не узнать, потому что мальчишка умер, что само посебе уже кое о чем свидетельствует. Это-то и навело меня на мысль, чтомальчишка рассказывал то, чему его научили. Если бы потом его сталивыспрашивать поподробнее, он мог бы проговориться — имея немного терпения,нетрудно узнать, сказал ли ребенок правду или солгал.

— Значит, ты считаешь, что убийца среди нас? — спросил Хори.

— Да, — ответила Иза. — А ты?

— Я тоже так считаю, сказал Хори.

Ренисенб, ошеломленная, переводила взгляд с одной надругого.

— Но мотив так и остается неясным, — продолжал Хори.

— Согласна, — отозвалась Иза. — Вот это-то меня и тревожит.Я не знаю, над кем теперь нависла угроза.

— Убийца среди нас? — недоверчиво переспросила Ренисенб.

— Да, Ренисенб, среди нас, — сурово ответила Иза. — Хенетили Кайт, Ипи или Камени, а то и сам Имхотеп. Кроме того, Иза, или Хори, илидаже, — улыбнулась она, — Ренисенб.

— Ты права, Иза, — согласился Хори. — В этот список мыдолжны включить и себя.

— Но зачем убивать? — В голосе Ренисенб звучали удивление истрах. — Зачем?

— Знай мы это, мы бы знали все, что нам требуется, — сказалаИза. — Пока же мы можем рассуждать о действиях тех, кто оказался жертвой.Себек, если вы помните, подошел к Яхмосу уже после того, как Яхмос начал пить.Отсюда совершенно ясно, что тот, кто отравил вино, рассчитывал убить Яхмоса, именее ясно, хотел ли он также убить и Себека.

— Но кому понадобилось убить Яхмоса? — недоумевала Ренисенб.— Из всех нас он самый спокойный и добрый, а потому вряд ли у него есть враги.

— Отсюда следует, что преступление совершено не из личнойнеприязни, — сказал Хори. — Как говорит Ренисенб, Яхмос не из тех, кто наживаетсебе врагов.