— И три нитки бус с львиными головами из золота — это мойподарок, — признался Имхотеп. — Такого ожерелья больше ни у кого в доме нет.Оно было дорогим и необычным. Все ее украшения, кроме дешевых бус из сердолика,были погребены вместе с ней и замурованы в гробнице.

Он воздел руки к небу.

— За что мне столь жестокая кара? За что преследует меня имстит мне женщина, к которой я благоволил, которую с почетом ввел в свой дом, апотом, когда она умерла, должным образом, не скупясь, совершил обряд еепогребения? Я делил с ней свою трапезу — свидетели могут поклясться в том. Ейне на что было жаловаться — я делал для нее больше, чем следует и подобает, иготов был пожертвовать ради нее благополучием кровных своих сыновей. Почему жеприходит она из Царства мертвых, чтобы карать меня и мою семью?

— Мне кажется, — задумчиво отозвался Мерсу, — что усопшая нежелает зла тебе. В вине, когда ты его пил, яда не было. Кто из твоей семьинанес покойной тяжкое оскорбление?

— Женщина, которая сама уже умерла, — ответил Имхотеп.

— Понятно. Ты говоришь о жене твоего сына Яхмоса?

— Да. — Имхотеп помолчал, а потом снова воззвал:

— Что мне делать, достопочтенный Мерсу? Каквоспрепятствовать злой воле усопшей, которая жаждет мести? Будь проклят тотдень, когда я впервые привел эту женщину к себе в дом!

— Да, будь проклят тот день! — низким голосом отозваласьКайт, появившись в дверях, ведущих в женские покои.

Глаза ее опухли от слез, а на невыразительном лицезапечатлелась такая сила и решительность, что оно стало значительным. Низкий ихриплый голос ее дрожал от гнева.

— Будь проклят тот день, когда ты привел Нофрет в наш дом,Имхотеп, ибо тем самым ты обрек на смерть самого умного и самого красивого изсвоих сыновей! Она убила Сатипи и Себека, она чуть не отправила на тот светЯхмоса. Кто следующий? Пощадит ли она детей — она, которая посмела толкнуть моюмаленькую Анх? Нужно что-то предпринять, Имхотеп!

— Да, нужно что-то предпринять, — эхом отозвался Имхотеп, смольбой глядя на жреца.

Жрец с полным пониманием кивнул головой.

— Пути и способы существуют, Имхотеп. Владеядоказательствами того, что произошло, мы можем начать действовать. Я имею ввиду твою покойную жену Ашайет. Она была родом из влиятельной семьи. Она можетвоззвать к могущественным силам в Царстве мертвых, которые встанут на твоюзащиту и над которыми у Нофрет нет власти. Будем держать совет, как приступитьк исполнению нашего замысла.

— Только не советуйтесь чересчур долго, — короткорассмеялась Кайт. — Мужчины все одинаковы. Да, даже жрецы. Рабски следуютправилам и законам. Торопитесь, говорю я вам, иначе смерть поразит ещекого-нибудь в нашем доме.

С этими словами она скрылась в женских покоях.

— Хорошая женщина, — пробормотал Имхотеп. — Преданная мать,послушная жена, но порой она ведет себя неподобающим образом по отношению кглаве дома. Конечно, в такую минуту это простительно. Мы все потрясены и неотдаем отчета своим поступкам.

Он обхватил голову руками.

— Некоторые из нас слишком часто не дают отчета своимпоступкам, — заметила Иза.

Имхотеп бросил на нее раздраженный взгляд. Лекарь собралсяуходить, и Имхотеп проводил его до галереи, выслушивая последние наставления отом, как следует ухаживать за больным Яхмосом.

Ренисенб вопросительно взглянула на бабушку. Иза сиделанеподвижно. Выражение хмурой задумчивости на лице было столь необычно для нее,что Ренисенб робко спросила:

— О чем ты задумалась, бабушка?

— Ты нашла точное слово, Ренисенб. В нашем доме происходяттакие странные события, что нельзя не задуматься.

— И правда, события ужасные. Мне так страшно, — вздрогнув,призналась Ренисенб.

— И мне тоже, — сказала Иза. — Хотя, быть может, совсем подругой причине.

И привычным движением сдвинула набок накладные волосы.

— Но Яхмос выжил, — заметила Ренисенб. — Все обошлось.

— Да, — кивнула Иза. — Главный лекарь успел к нему вовремя.В другой раз ему может не повезти.

— По-твоему, такое может случиться снова?

— Я думаю, что Яхмосу, тебе, Ипи, да, пожалуй, и Кайтследует быть очень осторожными в еде и питье. Пусть сначала кто-нибудь из рабовпробует каждое блюдо.

— А тебе, бабушка?

Иза улыбнулась своей иронической улыбкой.

— Я, Ренисенб, старуха и люблю жизнь так, как умеют еелюбить старики, наслаждаясь каждым часом, каждым мигом, которые им еще сужденопрожить. Изо всех нас больше всего возможности остаться в живых у меня, потомучто я куда более осторожна, нежели вы.

— А мой отец? Не может же Нофрет желать зла моему отцу?

— Твоему отцу?.. Не знаю… Да, не знаю. Я пока не во всемразобралась. Завтра, когда я как следует все продумаю, я еще раз поговорю спастухом. В его рассказе есть что-то такое…

И, нахмурившись, она умолкла. Потом, вздохнув, поднялась и,опираясь на палку, заковыляла к себе, А Ренисенб направилась в покои, где лежалбрат. Он спал, и она тихо вышла. Постояв секунду в нерешительности, она пошла кКайт. И, незамеченная, остановилась на пороге, наблюдая, как Кайт, напевая,укачивает ребенка. Лицо Кайт снова было спокойным и безмятежным — настолько,что на мгновенье все трагические события последних суток показались Ренисенблишь сном.

Она вернулась в свои покои. На столике среди коробочек игоршочков с маслами и притираниями лежала принадлежавшая Нофрет маленькаяшкатулка для украшений.

Ренисенб смотрела на нее, держа на ладони, и думала. Этойшкатулки касалась Нофрет, брала ее в руки. Она принадлежала ей.

И снова жалость к Нофрет охватила Ренисенб. Нофрет быланесчастна. И, наверное, держа эту шкатулку в руках и думая о том, как онанесчастна, разжигала в себе злобу и ненависть… Даже сейчас эта ненависть неугасла… Нофрет еще жаждет мести… О, нет, нет!

Почти машинально Ренисенб расстегнула обе застежки исдвинула крышку. Внутри лежали сердоликовые бусы, половинка разломанного надвоеамулета и что-то еще…

Сердце у Ренисенб отчаянно колотилось, когда она вынула изшкатулки ожерелье из золотых бусинок с золотыми львами, свисающими посередине…

1