– Не получается, – захныкал в конце концов Заморочит, – даже тебя проклясть не могу, Тира.

– И у меня не выходит, мой мальчик, – заливаясь слезами, проговорила тётя. – И знаешь почему? Да мы просто стали слишком хорошими.

– Ужасно, ужасно, – сетовал он сквозь слёзы, – я желаю, я желаю быть таким, каким был прежде… Тогда никаких проблем не было бы.

– И я тоже, я тоже! – рыдала она.

И хотя это не было зарифмованным желанием, волшебный напиток выполнил и его. Разом оба стали точно такими, какими были прежде: ужасные характеры и такие уроды, что и смотреть страшно.

Но и это их не спасло, потому что колдовской пунш был выпит до последней капли. И последняя порция завершила дело – они оказались мертвецки пьяными, упали со стульев, на которых сидели, вытянулись во весь рост на полу и уснули.

В ту же минуту из пустого сосуда вылетел могучий бронзовый звук и разнёс его на тысячу осколков.

На колокольне забили колокола – наступил Новый год.

– Господа, – сказал господин Личина, почему-то вдруг оказавшийся в старом кресле Заморочита, – полночь наступила. Ваше время истекло. Я доложу начальству. У вас есть какие-либо возражения?

В ответ он услышал храп в два голоса. Посетитель встал и окинул своими лишёнными век глазами разгромленную лабораторию.

– Н-да… Похоже, что господа здесь изрядно повеселились. Когда они проснутся, у них, надо думать, резвости поубавится.

Он поднял с полу стакан, с интересом понюхал его и в испуге подскочил.

– Фу, какая пакость! – воскликнул он и отшвырнул стакан. – До чего же тошнотворный запах! Этот напиток так и отдаёт гнилью. – Он покачал головой и вздохнул. – И люди пьют такую дрянь! Да, теперь ведь уже нет настоящих знатоков. Давно пора освободиться от такого сброда.

Он порылся в своём чёрном портфеле и достал оттуда несколько судебных марок, на которых были изображены летучие мыши. Он провёл по изнанке языком и старательно наклеил по марке на лоб Заморочиту и Тирании. Каждый из них при этом слегка вздрогнул.

После этого Проклятой Личина снова сел в кресло, закинул ногу на ногу и стал ждать прихода адских собирателей душ, которые не замедлят явиться, чтобы отправить этих двоих куда следует. При этом он что-то насвистывал про себя, потому что с удовольствием думал о предстоящем повышении по службе.

В это время Яков Карк и Мяурицио ди Мяуро сидели рядом на большой крыше кафедрального собора.

Они снова забрались туда, что теперь, когда они были полны сил, оказалось совсем нетрудным. Они были счастливы, потому что видели сквозь освещённые окна, как люди радостно обнимались, слушали новогодний перезвон колоколов, а над домами взвивались бесчисленные ракеты и рассыпались пёстрыми искрами.

Святой Сильвестр, который теперь был снова лишь каменной статуей, с застывшей улыбкой глядел с высоты собора на город, где шумел и сверкал праздник.

– Счастливого Нового года, – сказал Мяурицио дрожащим от волнения голосом, он был до глубины души тронут происходящим.

– И тебе также, – отозвался ворон. – Желаю тебе больших успехов. Пусть тебе во всём сопутствует удача, Мяурицио ди Мяуро.

– Это звучит как слова прощания, – заметил кот.

– Да, – сурово прокаркал Яков, – так оно будет лучше, поверь. Когда всё идёт нормально, то кошки и птицы – враги.

– А собственно говоря, жаль… – промяукал Мяурицио.

– Брось, – оборвал его Яков, – таков порядок вещей.

Они немного помолчали, слушая звон колоколов.

– Хотелось бы мне знать, – сказал наконец кот, – что сталось с колдуном и ведьмой. Мы этого так никогда и не узнаем.

– Не важно, – сказал Яков. – Главное, что всё хорошо кончилось.

– А ты в этом уверен? – спросил Мяурицио.

– Ясное дело! – прокаркал Яков. – Опасность прошла. Мы, вороны, это всегда чуем. Ошибок у нас не бывает.

Кот на некоторое время погрузился в задумчивость.

– Странно, – проговорил он тихо, – мне их, пожалуй, даже жалко.

Ворон неодобрительно поглядел на него:

– Не болтай глупостей!

Они снова помолчали, вслушиваясь в колокольный звон. Расставаться им всё же не хотелось.

– Во всяком случае, – снова первым заговорил Мяурицио, – это наверняка будет очень хороший год для всех. Я хочу сказать – если везде случится то, что произошло с нами.

– Пожалуй! – глубокомысленно кивнул Яков. – Но люди так и не узнают никогда, кому они этим обязаны.

– Да, люди никогда не узнают, – согласился кот, – и даже если бы им это кто-то рассказал, они сочли бы такую историю сказкой.

Последовала ещё более длинная пауза, и снова ни один из них не сдвинулся с места, чтобы начать прощаться. Они глядели на сверкающее звёздами небо, и им казалось, что никогда ещё оно не было таким высоким и широким.

– Ты только погляди, – проговорил Яков, – вот он, высший момент жизни, которого тебе до сих пор так не хватало в твоём опыте.

– Да, – взволнованно подхватил кот, – это именно он. Значит, теперь я смогу тронуть все сердца, верно?

Яков бросил на белоснежного импозантного кота быстрый взгляд и ответил:

– Кошачьи – наверняка. А мне ничего не надо, только бы вернуться в уютное гнёздышко Эльвиры. У неё глаза на лоб полезут, когда она меня теперь увидит, – снова стал молодым и в таком шикарном фраке!

Он клювом поправил несколько торчащих перьев.

– Эльвира? – переспросил Мяурицио. – Скажи мне честно, сколько же у тебя, собственно говоря, жён?

Ворон смущённо кашлянул:

– Ах, знаешь, на жён плохой расчёт. Надо иметь их много про запас, а не то окажешься с носом. А такой тип, как я, который нигде не чувствует себя дома, нуждается, чтобы его ждало не одно тёплое гнёздышко. Впрочем, этого ты ещё не в силах понять.

Кот был возмущён:

– Этого я никогда не пойму!

– Будущее покажет, господин миннезингер, – сухо ответил Яков,

А колокольный звон всё не умолкал. Они молча сидели рядом. Наконец Яков предложил:

– Нам надо было бы сейчас отчитаться перед Великим Советом Зверей. А потом каждый вернётся к своей частной жизни, и наши пути разойдутся.

– Погоди! – сказал Мяурицио. – В Великий Совет Зверей мы ещё успеем пойти. А сейчас мне хотелось бы спеть мою первую песню.