Среди этого океана фантазий все-таки мелькали редкиеостровки реальности, точно так же, как в том полете земля иной раз проглядываласквозь толщу облаков. Она помнила, как наткнулась на огромную «плантацию»митчеллы, занимающую чуть ли не весь склон холма. Наполняя ягодами рюкзак, онараз за разом повторяла: «Куда вы позвоните, если у вас разбилось лобовоестекло?» Она помнила, как наполняла из родника бутылку из-под воды и бутылкуиз-под «Сэдж». Она помнила, как зацепилась ногой за корень и упала в неглубокуюложбинку, в которой росли цветы. Прекраснее их Трише видеть не доводилось:нежно-белые, пахучие, грациозные, как колокольчики. Она помнила, как набрела наобезглавленную лису. В отличие от туш лосей, свисающих с веток, лиса никуда неделась и после того, как Триша закрыла глаза и досчитала до двадцати. Онапрактически не сомневалась в том, что видела ворону, висевшую вниз головой,зацепившись лапами за сук, и каркающую на нее. Насчет реальности черноговертолета (и многого другого) сомнения у нее были. А вот ворону она вроде бывидела точно. Она помнила, как капюшоном ловила рыбу в ручье, на дне которогопотом увидела ужасное затонувшее лицо. С форелью ей не повезло, зато онапоймала несколько головастиков. Она проглотила их целиком, после того, как убедилась,что головастики сдохли. Глотать их живыми Триша побоялась: вдруг они приживутсяв желудке и превратятся там в лягушек.

Она заболела, двух мнений тут быть не могло, но ее телояростно боролось с инфекцией, поселившейся в ее горле, легких, носовых пазухах.Часами она горела огнем, плохо соображая, что делает и где находится. Свет,даже приглушенный густой листвой, резал глаза, и говорила она без умолку,главным образом что-то рассказывала Тому Гордону, но иногда ее слушателямистановились мать, брат, отец, Пепси, школьные учителя, начиная с первогокласса, и даже миссис Гармонд, воспитательница из детского сада. Онапросыпалась ночью, лежа на боку, свернувшись калачиком, прижав колени кподбородку, в жару, кашляя с таким надрывом, что боялась, как бы у нее внутричто-нибудь не оборвалось. Но вместо того, чтобы развиваться, болезнь пошла наубыль. Пропали и головные боли, должно быть, вызванные высокой температурой,которые совсем уже замучили ее. И после одной ночи (со среды на четверг, хотяТриша этого и не знала), за которую она ни разу не просыпалась, Триша подняласьбодрая и полная сил. Может, она кашляла и в ту ночь, но не очень сильно, восне. Один раз Триша обожгла левый локоть сумахом, но вовремя это заметила инамазала воспалившееся место илом.

Но самые ясные воспоминания остались от репортажей с игр«Бостон Ред сокс». Она лежала на ветках, укрывшись ветками, смотрела наусыпавшие небо холодные звезды и слушала. В Окленде «Сокс» выиграли две игры изтрех, и оба раза Том Гордон удержал победный счет. Мо Вогн сделал две круговыепробежки, Том О’Лири (по разумению Триши, такой красавчик) – одну. Репортажиона слушала на волне WEEI. Сигнал слабел с каждой ночью, но батарейки, похоже,не садились. Она еще подумала о том, что надо написать благодарственное письмоКролику Энерджайзеру[29], если, конечно, она выберется из этой передряги. Она,правда, тоже вносила свою лепту, выключая плейер, когда чувствовала, чтовот-вот заснет. Ни единого раза, даже в ночь с пятницы на субботу, когда у нееопять расстроился желудок, она не заснула, оставив плейер включенным. Радиосвязывало ее с остальным миром, игры «Бостон Ред сокс» поддерживали в нейжизнь. Если бы не ее желание услышать вечером очередной репортаж, она, пожалуй,прекратила бы борьбу.

Девочка, которая вошла в лес (почти десяти лет от роду,высокая для своего возраста), весила девяносто семь фунтов. Девочка, котораянеделей позже брела по поросшему редкими соснами холму, не тянула больше чем насемьдесят восемь фунтов[30]. Лицо ее распухло от комариных укусов, над левымуголком рта расцвела здоровенная лихорадка. Руки стали что спички. Не замечаяэтого, она постоянно подтягивала сваливающиеся с нее джинсы. Частенько онабубнила себе под нос любимую песенку: «Крепче обними меня… чтоб я почувствовалтебя…» И выглядела как самая юная в мире героиновая наркоманка. Она находиласъедобные растения, ей повезло с погодой (тепло, ни единого дождя с того дня,как она заблудилась), неожиданно для себя она узнала, какими мощнымивнутренними ресурсами располагает человеческий организм. Но теперь ресурсы этиистощились до предела, и Триша прекрасно это понимала. Девочка, медленнопересекающая поляну на вершине холма, знала, что скоро ее странствиязакончатся.

В мире, который она покинула, поиски еще продолжались, нодаже большинство тех, кто искал Тришу, полагали, что она уже умерла. Ееродители начали обсуждать, пусть робко, все еще отказываясь верить, что такоевозможно, заказывать ли им отпевание или все-таки подождать, пока найдут тело.А если ждать, то как долго? Иногда тела заблудившихся в лесу не находили вовсе.Пит практически ничего не говорил, а глаза у него заваливались все глубже. Онвзял Монью-Болонью в свою комнату и усадил в углу, откуда она все времясмотрела на его кровать. А когда увидел, что мать смотрит на куклу, прошипел:«Не трогай ее. Не смей ее трогать».

Для мира уличных фонарей, автомобилей, асфальтированныхдорог Триша уже умерла. В мире, что лежал вне тропы, в котором вороны иногдакаркали, повиснув вниз головой, она вплотную приблизилась к границе,разделяющей жизнь и смерть. Но продолжала идти. Иногда отклонялась отвыбранного направления на восток или запад, но не сильно. Точно так же, как еетело научилось бороться с инфекцией, поселившейся в горле и груди, так же иТриша научилась держаться выбранного наперед направления. Впрочем, проку отэтого не было никакого. Она все дальше и дальше уходила от населенных пунктов,все больше и больше углублялась в ту часть штата Нью-Хэмпшир, которую назвалиТрубой. Люди там не жили.

Зверь, кем бы он ни был, по-прежнему не терял Тришу из виду.Многое из того, что она видела и чувствовала, Триша воспринимала как плодсвоего воображения, но только не слова осоголового священника о БогеЗаблудившихся, только не глубокие царапины на коре деревьев, только необезглавленную лисицу. Все это она не могла отнести в разряд галлюцинаций.Когда она чувствовала зверя (или слышала – несколько раз трещали ветки, когдазверь шел следом за ней, дважды до нее доносилось низкие, нечеловеческоеурчание), то не ставила под сомнение его существование. А когда ощущение, чтоза ней наблюдают, уходило, она точно знала, что ушел и зверь. Их связаланеразрывная нить; им суждено быть вместе до самой ее смерти. Такие мысли раз заразом посещали Тришу. Впрочем, она понимала, что встречи со смертью ждать ейосталось недолго. «Сразу за углом», – как-то ответила мать, когда на улице ееспросили, где тут ближайшая аптека. Правда, углов в лесу не было. Болота,трясины, обрывы встречались, а вот углы – нет. Как же это несправедливо, думалаТриша, умереть, после стольких дней борьбы за выживание, но теперь подобнаянесправедливость не вызывала у нее злобы. Злоба требовала расхода энергии.Злоба отнимала жизненные силы. И первого, и второго у Триши осталось совсемничего.