Да, видок у нее, мягко говоря, преступный. И уже в течениеминут сорока как минимум. Примерно столько времени прошло после того, как онаотпрянула от окна, под которым набухало кровью синее одеяло (снова синееодеяло!) и мертво коченела обнаженная рука, после того, как чуть не кубарем онаскатилась с крыльца виллы и понеслась прочь, даже не понимая, куда бежит.Сейчас она хоть немножко очухалась, а тогда была совершенно не в себе, вот ипобежала в другую сторону. И неведомо, куда бы залетела, когда бы ее не догналнаконец Габриэль, не сграбастал за плечи, не прижал щекой к своей щеке —совершенно так же, как они потом танцевали милонгу, только он еще и ногиАленины заплел своими ногами, чтобы удержать их — они все порывались куда-тобежать…

— Успокойтесь, — быстро сказал Габриэль, тяжело дыша рядом.— Все в порядке. Успокойтесь! Этот человек мертв, я проверил: мертвее небывает, никто за нами не гонится, кругом тихо и пусто.

— А убийца? — всхлипнула Алена, коснувшись губами края егогуб и мельком, совершенно автоматически, подумав, что у него на щекахудивительно гладкая кожа, ничуточки не колется.

— Что — убийца?

— Вдруг он затаился где-то в доме и только и ждет, чтобы нанас броситься?

— Затаился в доме? То есть вышел за калитку, вытер нож отраву и опять вернулся? — уточнил Габриэль. — Слабо верится… Но послушайте,прекрасная дама (он так и сказал — la belle dame!), какого черта (он так исказал — quel diable) вы пошли на виллу, если так слабы нервами?! Знали ведь,что там будет нечто extraordinaire. А вдруг бы там сидел убийца в ожиданииновой добычи?

— Ну да, конечно, — слабо усмехнулась Алена. — Вышел закалитку, вытер нож о траву и вернулся ждать новую добычу? Слабо верится!

— Один — один, — довольно сказал Габриэль. — Вы довольнобыстро пришли в себя. Я всегда говорил, что сравнение: женщины, мол, живучи,как кошки, — ошибочно. Кошки сильно уступают женщинам в способностиреабилитироваться и применяться к обстоятельствам.

При этих словах Алена ощутила, что она прижата к Габриэлюкак-то.., слишком тесно. Ноги их просто-таки сплелись, и губами они практическикасаются губ другого, так что их торопливые переговоры похожи на множествомелких поцелуев, которыми они непрестанно обмениваются. И если Алена самуючуточку подвинет бедро вправо, оно упрется в…

Нет, она не станет ничего никуда двигать! Она простоотстранится от Габриэля, чтобы ему и в голову не могло взбрести, что русскаяженщина спит и видит, как бы половчее примениться к французским темноглазымобстоятельствам!

Хватит с нее темноглазых и хватит обстоятельств!Нахлебалась! Сыта по горлышко!

Сказано — сделано. Алена выскользнула (не без труда!) из рукГабриэля и немедленно сама себя обхватила за плечи: так стало зябко, хотясолнце еще и не собиралось садиться и жара стояла изрядная.

— Пора, нам пора, — пробормотала она озабоченно. — Меня там,наверное, Марина потеряла. И вообще, надо в полицию позвонить, наверное.

— В полицию? — вскинул брови Габриэль (Алена впервыезаметила, какие у него широкие, темные, упрямые брови). — А зачем?

— То есть как? — Она откровенно растерялась. — Как зачем?Ну, чтобы.., чтобы он там не лежал один…

— Вы знаете, Алена.., не сочтите меня циничным.., конечно,но ему-то уже все равно — одному лежать или в компании, — холодно сказалГабриэль, — я прекрасно знаю, что такое полицейское дознание и какая в связи сэтим разводится волокита. А мне завтра утром надо быть в Париже, у меня назначенаважная, экстраважная, суперважная встреча, от которой очень много зависит. Этораз. Во-вторых, безмятежное новоселье нашего приятеля Терри Руаля и весельевсей честной компании будут безжалостно нарушены. Начнут допрашивать всех, апоскольку все приезжие, то их обяжут никуда не уезжать, пока не допросят…Значит, вон сколько еще планов будет нарушено, не только мои, я уж не говорю обиспорченном настроении. Понимаете, ни вы, ни я — мы уже ничем не можем помочьтому бродяге, который лежит там под синим покрывалом, поэтому я не намерензвонить в полицию и вас настоятельно прошу этого не делать.

— А откуда вы знаете, что он бродяга? — насторожилась Алена.

— Просто поднял с его головы это дурацкое одеяло и посмотрелвнимательно, только и всего, — сухо ответил Габриэль. — Вид у парняизможденный, заросший, неухоженный, одет он тоже не бог весть как… К тому жетакие дешевые синие одеяла иногда выдают в ночлежках для бездомных, бездомныепорой прихватывают их с собой — в качестве сувенира на добрую и долгую память.Думаю, он забрел на эту виллу, потому что она показалась ему пустой, зашел вгостиную, устроился поспать под окошком, и тут-то на него кто-то напал — можетбыть, не в меру ретивый сторож, может быть, такой же бродяга, бес их знает!Меня, если честно, это не слишком-то интересует.

— Но как же? — продолжала недоумевать Алена. — Мы должны, мыобязаны помочь полиции найти его убийцу, восстановить справедливость и всетакое…

— И все такое? — с усмешкой повторил Габриэль. — Ну вотразве что «и все такое»… Только я, знаете ли, не слишком-то верю всправедливость полиции. Всем сыскным собакам на свете нужна добыча — любая,хоть какая-нибудь добыча, даже неважно, какая именно. Когда собака вошла вазарт, она хватает первого попавшегося кролика, хотя теоретически гонится заволком. Так вот я не хочу оказаться тем кроликом. Потому вам не советуюсвязываться с полицией. Вы, конечно, вряд ли об этом задумывались, но ведь мы свами замечательно подходим на роль подозреваемых! Мои следы в комнатах, вашиотпечатки на подоконнике… Нет, мы-то знаем, что я просто зашел посмотреть, а вычуть не грохнулись в обморок и поэтому оперлись на подоконник. Но захочет линам поверить местная полиция, вот вопрос! То-то радости будет моему адвокату —доказывать, что я не убивал какого-то зачуханного клошара! А у вас, наверное,даже и адвоката здесь нет?

— Конечно, нет, — сказала Алена. — И все-таки это как-тонечестно…

— Я где-то читал, — насмешливо глядя поверх ее головы всиние небеса, проговорил Габриэль, — не помню где: Россия, мол, осуждаетполитику двойных стандартов, которую сплошь и рядом использует Америка. Вырусская, а придерживаетесь той же пресловутой политики двойных стандартов.Почему вы намерены помогать турской полиции, а парижской помогать не захотели?

— Как это? — озадачилась Алена. — Когда я не захотела? Иразве парижской полиции нужна была моя помощь? Когда?