— Когда? Да в пятницу! — насмешливо блеснул на нее глазамиГабриэль. — Я не раз слышал объявления по радио, а в субботу в газетах былопубликован призыв: всех, что-то знающих об убийстве у холма Сакре-Кер, всех,кто находился там около двенадцати часов или чуть раньше, просят немедленноприйти или позвонить в комиссариаты своего аррондисмана [13], а уж те свяжутсясо следственной группой, работающей по этому делу. Или, может быть, я ошибся, ивы уже побывали в своем комиссариате и даже, быть может, начали даватьпоказания?

Алена только моргнула — раз и другой, глубоко вздохнула — отнеожиданности почему-то дыхание перехватило, глупо пробормотала:

— Что?..

— Что, что… — пробурчал Габриэль. — Я угадал? Вы не ходилидавать свидетельские показания?

— Я ничего об этом призыве не знала! — воскликнула,защищаясь, Алена. — К тому же мне было…

Она осеклась. Ей и впрямь было не до свидетельскихпоказаний, она вообще забьет о страшной истории, приключившейся околоСакре-Кер, потому что всецело была занята собственной историей. Правильнеесказать — историей собственной болезни. Она ведь сама стала жертвойпреступления, чуть ногу не сломала — разве ей было до чего-то другого?! Но онаскорее откусила бы себе язык, чем призналась Габриэлю в том, что свалилась вбиблиотеке с лестницы (пусть даже не по причине собственной неуклюжести, а помилости какого-то злоумышленника!), что у нее сейчас перетянуто эластичнымремнем колено, что колено это болит… Ну да, у каждого свои понятия о гордости игордыне!

— Ведь в полиции могут не только укорить вас тем, что вывовремя не объявились с ценными свидетельскими показаниями, но что именно ввашем присутствии слишком уж часто происходят убийства неизвестных.., да ещепод синими одеялами!

Ну конечно, конечно, коне-е-ечно, предполагалось, что этарусская дурочка сейчас хлопнется в обморок прямо в объятия французского ковбоя— от изумления хлопнется. Но не на такую напали, мсье! Северные девушки нетолько горячи — они отличаются умом и сообразительностью. Поэтому Алена простоусмехнулась краешком рта, глядя в наглые — теперь она это точно знала: ух,какие наглые! — темные глаза Габриэля:

— Что-то не пойму, вы обо мне говорите или о себе?

— В каком смысле? — сделал он вид, будто не понимает, но внепроницаемых — наглых! — глазах уже что-то дрогнуло, и, надо отдать емудолжное, он не стал корчить из себя идиота:

— Ага, значит, вы меня все-таки тогда заметили там, околоСакре-Кер!

Еще минута — и Алена сама расписалась бы в полной дурости,простодушно сообщив Габриэлю, что просто догадалась о его присутствии там,около карусели: ведь никто (ни одна живая душа, даже Марина) не знал о том, чтоАлена фактически присутствовала при убийстве, а если он знал, значит, сам тамбыл… Но тотчас она мысленно схватилась за голову: «стетсон», господи боже!Человек в белом пиджаке и «стетсоне», дремавший на скамье под балюстрадой! Всамом деле, слишком уж много «стетсонов» клубится вокруг Алены Дмитриевой, гораздопроще предположить, что их на самом деле два: фирменная шляпа карусельщика и«стетсон» Габриэля. Нет, три: еще «стетсон» какого-то тощего человека в черном,обогнавшего Алену на рю де Баланс незадолго до трагического приключения вбиблиотеке.

А некто в «стетсоне», танцевавший этой ночью танго подокнами домика Сильви?

Алене очень хотелось спросить Габриэля, не он ли это был,однако не спросила. Потому что внезапно сообразила: ладно, она не пошла вполицию, потому что, в отличие от него, не знала об объявлении, но ведь она —всего-навсего свидетельница! А Габриэль.., ого, может быть, и не только.Вернее, не столько! Не столько свидетель, сколько…

Возле карусели он сидел на скамейке, соседней с той, накоторый лежал первый убитый бродяга. И у него были реальные возможностинезаметно прикончить спящего. И вот теперь Алена обнаружила Габриэляпрактически рядом с новым трупом. Где гарантия, что он не вышел из дома занесколько минут до возвращения Алены? Где гарантия, что не он вытер о травуокровавленный нож, а потом.., а потом не бросил его в пруд? Ну, конечно! То-тоон стоял около пруда, когда его окликнула Алена! А все остальное он разыгралкак по нотам… Но кто знает, куда заведет его эта игра?

И Алене снова стало страшно. Так страшно, что она вдругкинулась бежать — на сей раз в правильном направлении, к усадьбе Терри, имчалась во всю прыть, каждую минуту ожидая услышать запаленное дыхание заспиной или вообще словить пулю между лопаток… А вдруг дурацкие ковбойскиекольты не такие уж дурацкие, а настоящие, вдруг заряжены по-настоящему?

Алена прибежала, успокоилась, а потом началась милонга. Итеперь она снова испытывала тот же жуткий страх. Габриэль отменно танцует. Онобожает аргентинское танго — сам об этом сказал.

Что, вот что он делал ночью около дома Сильви?

Выслеживал Алену? Неужели снова случайность, совпадение? Илинет? Два синих одеяла, два убийства — и дважды рядом Габриэль. Это тожесовпадения? Или.., нет?

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙ

Мы протиснулись в темноту мужской камеры и несколькомгновений стояли молча, давая глазам привыкнуть. Здесь царила совсем другаятишина — тишина пустоты, и ноздри мои напряглись, почуяв запах сырой земли.Значит, и правда был сделан подкоп! И люди через него ушли!

— Ну да, — шепнула Малгожата, — я ведь говорила! Их нет! Ониуже на свободе. Теперь наш черед!

Надзиратель чиркнул спичкой, освещая камеру. Она была пуста,и мы увидели горку земли в углу, возле последних в ряду нар.

Метнулись туда — в полу зияла дыра. Спичка погасла.Надзиратель зажег еще одну. Потом выхватил из-под мундира палку, обмотаннуючем-то, пахнущим смолой. Поднес к ней спичку — это оказался факел, который вмигзапылал.

— Скорей! — сказал он. — Спускайтесь. Огня хватит ненадолго.Смотрите внимательно под ноги, берегите себя.

На меня он даже не глядел. Вся его забота, все слова былиобращены к одной Малгожате.

— Я буду ждать тебя где условились, — проговорила она, легкокоснувшись его лица рукой. И выставила ладонь, останавливая рванувшегося к неймужчину:

— Тише! Потом! Зоя, надень ботинки!

Я опустилась на пол, сунула ноги в ботинки, кое-как затянулашнурки, вскочила. Малгожата стояла над ямой, подсвечивая факелом. Потом онапроворно присела на край и опустила было туда ноги, но тотчас вскочила:

— Нет! Страшно!