разбила в хлам все мои убеждения, которые я строил последние семь лет.

Я с ней сам себя боялся. Тех чувств, что она вызывала, – давно забытых, казалось, атрофировавшихся напрочь за ненадобностью.

С ней я чувствовал себя уязвимым, словно она своими коготочками, языком своим острым броню с груди сняла, оставив беззащитным. С каждой новой встречей стена в груди по кирпичику разбивалась.

Бороться с собой становилось все сложнее. С тем нечеловеческим желанием оказаться к ней поближе, зацеловать, затискать. Запахом ее ведьминским пропитаться, травами этими.

И страшно стало. Да, я, взрослый, сильный мужик с отъехавшей каской по жизни, боялся. Потерять, сломать то, что пока было настолько хрупким, что разрушиться могло от дуновения ветра.

Мне никогда так хорошо не было, как с ней на чертовой кухне, на ночной прогулке… Да что себе врать, даже в деревне с ней было хорошо. Уже тогда, по-моему, я поплыл, когда подсознательно к ней поближе пытался оказаться. В одном пространстве, чтобы на глазах была.

Я мысленно хмыкнул. Хотел приручить ее, не понимая, что сам готов сдаться в ее ласковые ручки.

– Есения Олеговна, не спим, – мой голос охрип, а в горле пересохло.

– Что? – вскинулась она, выныривая из своих размышлений.

– Говорю, тарелки бери, пошли в зал, там телек. Ты хоккей любишь? Через полчаса матч начнется.

– Люблю, – на ее губах снова заиграла улыбка.

Малышка поднялась, достала две пустые тарелки, разложила в них картошку и протянула мне. Мы вдвоем шустро перенесли всю еду в комнату, Есения красиво расставила приборы, нашла где-то салфетки, красиво сложив их в центре, и упала на диван.

Я скромностью не страдал и сел рядом с ней. Подвинулся поближе, так, чтобы наши бедра соприкасались, и делал вид, что очень увлечен едой, боковым зрением отслеживая ее реакцию.

В первые несколько секунд кнопка напряглась, засопела, покосилась на меня, но… Ничего не сказала! Ни тебе язвительного «тут что, мало места?», ни возмущенного «подвинься».

Я решил, что это крохотная победа, стянул со стола свою тарелку, расслабился и принялся есть.

– Вкусно! – оценила она мои кулинарные способности, прожевав первую порцию.

– Ты во мне сомневалась?

– Немного, – ее носик хитро сморщился, а я залип на ней.

Есения наколола на вилку брусочек картошки – чуть подгоревший, но я предпочитал считать это вкусной корочкой, – и сама немного подвисла, не отрывая от меня взгляда.

В тот момент Жирополк медленно приближался из-за ее спины. Когда дело касалось охоты на еду, этот чугастрик вспоминал, что он, вообще-то, хищник, и двигался бесшумно и почти грациозно. «Почти» – потому что с его габаритами о грации можно было только мечтать.

Кнопка дернула рукой, кот решил, что добыча ускользает из-под носа, сделал прыжок, уперся в ее плечо и сбил с вилки картофелину. Та не успела даже долететь до дивана и была молниеносно съедена.

Есения пискнула, резко обернулась, обалдело посмотрела на вилку, на Жирополка и ахнула.

Кот сел на толстый зад и сделал вид, что это был не он.

– Полкан, ты в курсе, что зверь без усов – уже не хищник? – уточнила у него Есения.

Кот снова поднялся и уперся передними лапками ей в плечо.

– Угрожаем, да?

– Мр-р-р-р.

– М-да… – вздохнула Есения, протянула руку и почесала кота между ушами.

Жирополк такой подставы от нее не ожидал. Посмотрел на ее руку, а я напрягся и приготовился, зная, что этот кошачий боец без правил может напасть.

– Не кормит тебя Лева, – засюсюкала малышка, – а у тебя детство трудное было, да? Голодать заставили, маленького, бросили на помойке нехорошие люди. А ты вон какой красавец вырос, усатый, лохматый.

Кот, кажется, был в шоке. Он широко раскрыл глаза и… балдел! Правда, делал вид, что он все еще дикое и борзое дитя улиц.

– Не рычи, я знаю, что ты главный пацан на районе, – переместив руку на шею кота, ворковала кнопка, – я никому не скажу, что ты ласковый, честно. Просто тебе любви не хватает и внимания, правда? Лева всегда на работе, да и не по-пацански это – ласкаться. Ты тут все время один, а из всех радостей только еда, да, маленький?

Кот упал. Клянусь, он посмотрел на Есению и, резко расслабившись, рухнул ей прямо на колени.

– Ух, этот Лева, не гладит тебя, да? Мы его сейчас отругаем!

Я в тот момент забыл, как жевать, так и сидел с открытым ртом и куском картофеля в нем.

– Да он сам в руки не давался! – непонятно зачем стал оправдываться я. – Эй, толстый, она ко мне пришла вообще-то!

Коту было плевать, он продолжал балдеть, пока Сеня чесала ему морду, между ушей, осторожно провела большим пальцем по розовому носу. И этот чугастрик даже не чихнул от возмутительного поползновения на его личное пространство!

– Не смей его оскорблять! – вступилась за шерстяного кнопка.

– А ты прекрати мне зверя развращать! – строго приказал я. – У нас с ним, может, репутация годами нарабатывалась, а появилась ты и…

«И мы оба домашние, послушные котики, млин», – закончил мысленно.

– Взрослые коты обладают интеллектом, примерно как у детей трех лет. А я тебе как педагог скажу, что в таком возрасте дети агрессивные только в одном случае – когда требуют любви, ласки и внимания родителей! – наставительно заметила Есения.

– Завел педагога на свою голову, – закатил я глаза.

– Тебе бы тоже пара занятий не помешала! Все-таки мягкую «л» нужно поставить.

– Я предфочифаю картафить! – отбил я.

– Боже, ты как мои ученики, которые учиться не хотят! Всего одно занятие. Хочешь, я тебе потом наклейку подарю с мотоциклом, мои мальчишки их обожают.

– Ты меня еще как кота – за ушком почеши.

– Ну в принципе вы не сильно внешне отличаетесь, – засмеялась кнопка.

– Угу. Мы еще осенью линяем дружно, – согласился я.

– Удобненько, – парировала Есения, – всегда можно сказать, что шерсть его.

– Ну, для этого я его и терплю, – с улыбкой согласился я.

Охамел окончательно, поставил на стол тарелку, улегся ей на коленку, подвинув недовольно фырчащего кота, и велел:

– Чеши!

И, кажется, получил ментальный оргазм, когда ее ручка зарылась мне в волосы, а тонкие прохладные пальчики прошлись по краю уха. Глаза закатились сами собой, а я млел и мечтал остановить время и продлить этот момент как можно дольше.

В груди стало настолько горячо, что вдохнуть не получалось, когда ласковые пальчики перебирали мои волосы, массировали ухо, а когда опустились на шею, я мысленно взвыл и так сжал зубы, что мышцы свело.

Нахрен были посланы хоккейный матч и то, что я лежал, согнувшись в три