погибели, с висящими на полу ногами. Туда же отправилась гордость, чувство собственного достоинства и все, что мешало мне изображать кота-переростка, который наслаждался прикосновениями кнопки.

И я бы так вечность лежал, если бы одна наглая усатая морда не принялась за старое – тырить еду со стола.

Жирополк тихо спрыгнул с дивана, залез под стол, и вороватая лапа стягивала с тарелки картофелину за картофелиной.

Есения некоторое время наблюдала за этим беспределом, вздохнула, осторожно подняла мою голову, заставляя меня мысленно заарычать. Утопала в кухню, принесла миску с кормом кота и поставила ее на стол вместо картошки.

Серая лапа снова полезла за добавкой и потянула миску на себя. Кот недовольно мявкнул, когда маленькие кусочки корма вместе с миской упали на него и… Принялся жадно есть корм с пола.

– Сеня, тебе бы в цирк дрессировщиком, – задумчиво пробормотал я.

– Если ему нравится есть краденое, то пусть крадет полезности. Это база, так маленьких деток можно приучить к полезной еде: просто раскладывать ее повсюду и убрать с поля зрения все вредности.

Как там Мот сказал? «Будешь домашним котиком, который выращивает на балконе крапиву и мяукает по расписанию»? В принципе, брат ни в чем не ошибся.

Мы с кнопкой встретились взглядами, и я заметил, как заалели ее щечки, а дыхание сбилось. Она потянулась за тарелкой и принялась нервно есть.

Мой же аппетит пропал, точнее, сменил вектор на другой голод, намного сильнее.

– Хоккей начался, – напряженно напомнила кнопка, напрягая бедра.

– Угу, – согласился я.

Спустя двадцать минут меня немного отпустило. Настолько, что я смог поесть и даже убрал со стола, пока Есения мыла посуду.

Кот, который ненавидел свой диетический корм, съел все, что упало на пол, и утопал спать.

– Лев, – позвала кнопка, закрывая кран в кухне, – если я здесь останусь, то мне нужно в чем-то спать.

– Опыт ношения моей футболки у тебя уже есть, – с трудом протолкнул я сквозь ком в горле.

Я даже представлять боялся ее в моей постели и в моей футболке. Казалось, что я задымлюсь и осыплюсь пеплом прямо у ее ног. И с удовольствием предложил бы ей спать без футболки, и желательно рядом со мной.

Я сглотнул, ловя ее взгляд, сделал шаг ближе, повинуясь инстинктам, протянул руку и медленно коснулся ее щеки. Погладил большим пальцем нежную кожу, коснулся губ, приручая ее, давая возможность привыкнуть к моим рукам, поддразнивая, зажигая.

Заправил за ухо прядь волос, удовлетворенно замечая, что кнопка застыла, а когда я убрал руку, на инстинктах потянулась за моей ладонью, хотя спустя мгновение испуганно отвела взгляд.

Рывком заставил себя двигаться, ушел в спальню, вытащил из шкафа первую попавшуюся футболку и вручил ее смущенной Есении со словами:

– Я в душ!

Заперся в ванной, врубил холодную воду и встал под струи, упираясь ладонями в кафель.

Охреневая от себя самого, я долго остужался, пытаясь принять свой новый статус влюбленного по уши придурка и уговаривая себя не торопиться, потому что с ней я планировал забег на длинную дистанцию отношений.

Обтерся полотенцем, оделся и вышел, предвкушая наш дальнейший вечер. В комнате было тихо, а когда я вошел в гостиную, в последний момент договорился с Кондратием, который уже лез с объятиями.

Есения, свернувшись калачиком, спала на моем диване, укрывшись пледом, который стянула со спинки того же дивана. Такая маленькая, беззащитная, уязвимая и до невозможности манящая. Ее реснички подрагивали, а пухлые губки приоткрылись.

Несколько прядей волос упали на лицо, а я никак не мог сделать шаг – так и стоял на пороге, рассматривая каждую черточку ее лица. И когда сосед сверху что-то уронил на пол, хотел подняться и двинуть придурку зубной состав, чтобы не мешал ей спать!

Я выключил свет, оставив включенным телевизор, но полностью убрал звук. Сел на пол напротив нее, облокотился о стену и снова смотрел – пока она не начала хмуриться. Затем вздрогнула, дернула плечами и открыла рот в немом крике, просыпаясь от ночного кошмара.

Сам не понял, как оказался рядом, рывком прижал ее к себе и зашептал:

– Тихо, малышка, тихо! Я здесь, ты в безопасности!

Малышку трясло, она впилась пальчиками в мои плечи и так доверчиво прижалась к груди, что у меня внутри все перевернулось от невыразимой нежности к этой девчонке.

– Что тебе снилось? – тихо спросил я, – Сеня.

– Лифт! – призналась она, – родители. Кабина падет. И они, там… Строительная компания виновата, они неправильно все сделали. Там было четыре человека… Механизмы сломались и… Несправедливо! Шанс погибнуть в лифте слишком мал, почему они, Лев? Почему так?

– Не знаю. В этой жизни вообще со справедливостью туго. Иди сюда.

Я лег и потянул ее на себя. Уложил себе на грудь, накрыл нас пледом и прижал кнопку к груди, утыкаясь носом ей в макушку.

Она шмыгала носом и сама прижималась все теснее.

– Ты поэтому лифта так боишься?

– Угу. Я после ухода родителей три месяца не разговаривала, от слова «лифт» рыдать начинала, Фисе с Ираклием тогда досталось из-за меня.

– Кнопка, ты, оказывается, бояться умеешь, – невесело пошутил я, – а выглядишь как смелая.

– А ты? – она подняла голову. – Ты чего боишься?

– Я? – я всерьез задумался. – Ничего. Но история в моей жизни тоже была, от меня близким тоже досталось. Не такая, как у тебя, конечно…

– Расскажи, – потребовала кнопка и потерла распухший нос.

– Ладно, – решился я, – только никому!

Она сурово кивнула, а я заговорил:

– Это было семь лет назад. Я жениться собирался на девчонке одной. Свадьба, загс, костюм, все дела, куча гостей, все родственники собрались, я стою весь красивый, как пингвин, на пороге загса, а невеста моя мне звонит и говорит, что не придет.

– Почему? – кнопка даже забыла, что плакала.

– Не подходил я ей, разлюбила.

– Разлюбила? – хмыкнула кнопка. – Не может такого быть.

– Почему?

– Потому что в тебя, Лева, как в ледяную прорубь: если утонул, то выплыть невозможно.

Я не понял, как так случилось, что после этих слов малышка оказалась подо мной, моя ладонь – на ее груди, а я с гортанным стоном впился в ее губы…

Глава 27

Есения

Это было сумасшествие. Помутнение рассудка, верх инстинктов над разумом, чертова химия.

Или… Я все-таки влюбилась. Врать себе в такой момент не имело смысла. В нахального, дерзкого, самоуверенного и… Такого домашнего, уютного, ни на кого не похожего Льва, который лишь одним поцелуем напрочь стер все мои преграды и сомнения, что одолевали меня последние дни.

Я больше не хотела