Зоя не помнила, как вернула письмо на место, как вышла из кабинета дяди Бори, как ушла к себе в комнату, как рухнула на кровать и как уснула. Ей приснился какой-то странный сон. Таких ярких снов Зоя раньше никогда не видела. Она сидела в школьной столовой за звуконепроницаемой перегородкой. Было видно, что вокруг шумят, что кто-то даже зовёт её, но она ничего не слышит. Откуда-то она знает, что сможет снова услышать людей вокруг, если разгадает одну из математических задач тысячелетия. И сделать это она должна быстро, за считаные часы, иначе навсегда останется за звуконепроницаемым стеклом. «А что, если я не справлюсь?» – эта мысль телеграфной лентой проносится над её головой. Когда она поднимает взгляд, видит, как за стеклом стоят несколько человек и все смотрят на неё в упор. Ухмыляется и поглаживает бороду Григорий Перельман, а бабушка Зумруд складывает перед ним руки в молитве. «Гриша, – говорит она Перельману на жестовом языке, который Зоя неожиданно для себя вдруг стала понимать, – хватит ребёнка мучить. Это же твоя дочь. Помоги ей решить задачу». Стоят Русик, Алекс, Марик, откуда-то появился Марат, её тренер по карате. Он показывает ей, как сломать стеклянную стену, подбросив ногу, но сам не ломает. «Это твоя стена», – читает Зоя приложенную к окну записку. Зоя чувствует густой, дурманящий воздух. Взгляд её мутнеет, цифры на листе бумаги расплываются и превращаются в большое серое пятно. «Вот и конец», – думает она. Чья-то тёплая рука оказывается у неё на плече. Она поднимает взгляд. Оля стоит рядом и смотрит на неё в упор.

– Оля? – удивляется Зоя. – Как ты здесь оказалась? Тебя пропустили?

– Нет, но я умею проходить сквозь стены, – спокойно и буднично отвечает Оля.

– Проходить сквозь стены? Научи меня!

– Это несложно. Просто поверь в то, что дважды два – не всегда четыре. Ты слишком сильно полагаешься на логику. Некоторые задачи вообще нерешаемы умом.

– Как это?

– Мир искусства – за пределами математических формул. Проблема в том, что некоторые так расширяют эти пределы, что уже не могут найти пути назад.

– Пути назад?

– Да, в нормальность. Снова встать на твёрдую почву реальности.

– Я что, сошла с ума?

– Ты слишком сильно боишься сойти с ума. Я вижу.

– Не говори глупостей. Я тебе ничего подобного не говорила. Что ты видишь?

– Моя прабабка, в честь которой меня назвали, была целительницей. Её сгноили в психушке просто потому, что она видела то, чего не видели другие. А потом я стала замечать и в себе что-то странное. Кто-то назвал бы это бредом или галлюцинацией. Но я точно знаю, что я единственная из всей семьи унаследовала от бабки способность слышать и видеть то, чего не слышат и не видят другие. И меня оглушает твой плач.

– Я не плачу! Ты чего? Что это вообще за бред?

– Лучше бы ты плакала… плачь, плачь. Можно я тебя обниму?

– Отстань от меня, отстань! Не надо меня жалеть! Ты мне не мама! Не мама! Не мама!

Вдруг Оля исчезла, а вместо неё на Зою смотрела её мама, но смотрела она как-то неестественно, как изображение с фотографии. Гримаса удивления исказила лицо.

– Ты кто? – спросило изображение.

– Мама! Ты что, меня не узнаёшь? Я же Зоя, твоя дочь!

– Зоя? Моя дочь? Я тебя не знаю.

– Мама, мама, я Зоя, твоя дочь, – кричала Зоя. Проснулась она от собственного крика. Ей потребовалось время, чтобы прийти в себя, а когда она наконец снова уснула, снов больше не было.

В школе всё было как обычно, если не считать толстой жёлтой бабочки, которая летала вокруг неё; она безбоязненно садилась ей на нос, щекотала ей щёки, глаза, лоб. Зое постоянно хотелось отмахнуться, и она уже подумала, что это какой-то тик, но когда через несколько дней к ней после уроков подошла Оля и посмотрела прямо в глаза, бабочка исчезла.

– Можно мне с тобой пройтись немного? – спросила Оля.

– Зачем? – спросила Зоя.

– Зинаида Яковлевна мне всё рассказала. Так это правда, что твоя мама была пианисткой и композитором? А твой дядя был оперным певцом и даже поступил в Консерваторию?

– Правда.

– Никогда бы не подумала!

– Почему?

– Да просто… ты не выглядишь, как дочь пианистки… и как племянница оперного певца.

– Да неужели?

Оля сделала вдох, как если бы хотела зевнуть, но зевка не получилось.

– Что, не выспалась? – равнодушно спросила Зоя.

– Да, что-то не спалось. Знаешь, я очень любопытная, и мне неудобно в этом признаваться, но я думаю, что правда лучше слухов. – Оля глубоко вздохнула. – Это звучит жутко пафосно, но мне хотелось бы узнать правду из первых рук. Тем более это касается и меня. Не только меня, но и меня тоже. Ходят слухи…

– Какие ещё слухи? – спросила Зоя. – Теперь и мне интересно.

– Ну, ходят слухи, – Оля откашлялась, – будто твой дядя собирается выкупить здания Оперетты и Филармонии. Одни говорят, что он хочет поступить как акула бизнеса и построить на их месте торговые центры. Другие говорят, что он сумасшедший и просто хочет сделать их своей частной собственностью. Никого не впускать, а устраивать частные концерты только для своих. Вот я и не знаю, чему верить, и только хотела узнать у тебя подробности. Ты наверняка больше знаешь.

– Интересно, а откуда у тебя такая информация?

– Из Сети. Я могу тебе ссылку послать, если хочешь.

– Ну мало ли что в Сети напишут, Оля. Не надо всему верить.

– Я бы не верила, если бы эти слухи не подтвердили мне несколько человек из музыкальных кругов. А им можно доверять. И всё-таки я хотела бы знать правду. Скажи мне как есть, и я поверю тебе.

– Хорошо. Я скажу тебе правду. Всё это – вымысел и навет. Посуди сама. Мой дядя действительно когда-то пел, но уже очень давно музыкой не занимается и не интересуется. Что я знаю точно, так это то, что