на шезлонге, к которому был привязан лжебрамин.

– Ради всех богов Индии! Сурама, очнись же! – в отчаянии закричал португалец.

Молодая женщина вдруг обняла его за шею и прошептала:

– Какой дурной сон я видела! Ведь все это был только сон, не правда ли, мой господин?

Каммамури незаметно для нее отрицательно покачал головой, давая португальцу понять, что несчастной отнюдь не привиделись ее страшные приключения.

– Жуткий сон, – повторила Сурама. Дрожа, она еще крепче прижалась к мужу. – Сколько грязной воды там было! Я шла по лестнице через реку, а потом встретила огромную черепаху.

– Тебе все приснилось, – твердо сказал Янес.

– Конечно, мой господин. Но как я сюда попала?

– А Каммамури вы во сне не видели, госпожа? – спросил Тремаль-Наик.

– Нет… Его я не видела, зато, кажется, слышала его голос откуда-то издалека. Вроде бы он грозил черепахе, боясь, что та может причинить мне зло.

– Ты устала, моя бедная рани?

– Да, мой господин. Я хотела бы вздремнуть рядом с нашим маленьким Соаресом.

– Кормилица поможет тебе переодеться, споет колыбельную, и ты уснешь. Давай-ка я тебя отнесу. А у нас еще много дел.

Португалец скрылся за дверью, ведшей в царские покои. Каммамури коротко рассказал хозяину о случившемся в клоаках. Вскоре вернулся Янес. На лице у него проступила ярость. Глаза, обычно холодные, теперь метали молнии.

– Ведь ей это все вовсе не приснилось, верно, Каммамури?

– Нет, господин. Мы нашли рани в той самой круглой комнате, где прятались парии. Она держалась за панцирь огромной черепахи.

– То есть брамин продолжает навязывать ей свою волю?

– Судя по всему.

– Что же нам делать? – Янес перевел взгляд на встревоженного Тремаль-Наика.

– На твоем месте я бы ослепил негодяя. Когда его глаза погаснут, наваждение, должно быть, спадет.

– Нельзя убивать этого человека. Он нам нужен.

– Жить можно и без глаз, – сухо процедил Тремаль-Наик. – С другой стороны, старый пария тоже немало знает. Кроме разве что имени человека, стоящего во главе заговора.

– То есть его имя знает только брамин?

– Да, Каммамури.

– Тогда он должен жить. Что же до гла́за… В конце концов, говорить можно и не видя.

– О нет! – возразил Янес. – Сначала ему придется привести Сураму в чувство. Боюсь, иначе моя жена до конца дней будет жить словно во сне, мучимая неясными желаниями.

– Ты прав, Янес, – согласился Тремаль-Наик. – Пусть сперва снимет свое наваждение.

– Предоставьте дело мне, – сказал Каммамури и подошел к шезлонгу брамина.

Вид у пленника, измученного бессонницей, голодом и жаждой, был крайне неважный. Однако его единственный глаз до сих пор светился таинственным огнем. Пария не оставлял надежды загипнотизировать своих тюремщиков. Маратха снял с полки бутылку пива, откупорил ее, налил полный бокал и произнес:

– Получишь пить, если освободишь рани от своего заклятия.

Из горла пленника вырвался свистящий хрип. Глаз засветился ярким огнем.

– Ты меня понял?

Брамин не мог больше противиться жажде и кивнул.

– Тогда прикажи ей очнуться.

– Хор… рошо… – просипел он.

– Господин Янес, проверьте, пожалуйста. Я не верю этому пройдохе.

Португалец чуть ли не бегом бросился в соседнюю комнату. И через минуту вернулся с сияющим лицом:

– Она очнулась! Дурман развеялся! Сурама встала с постели, но ничего не помнит. Дай попить этому негодяю.

Каммамури поднес бокал к почерневшим, потрескавшимся губам пленника. Пиво полилось в рот. Из горла парии вырвалось удовлетворенное рычание.

– Ну? Тебе лучше? – Каммамури налил второй бокал.

– Еще, еще…

– Сначала скажи, кто тебя послал.

– Я… его не знаю…

– Знаешь. Ты же был главным в своем отряде.

– Кто вам… это сказал?

– Старый охотник на крокодилов. Он сейчас лежит в соседнем шезлонге. Думаю, вы хорошо знакомы.

– Пес…

– А еще он сказал, что ты действуешь по указке бывшего раджи Синдхии.

Брамин издал настоящий звериный рев, повернулся к старику, равнодушно наблюдавшему за этой сценой, и прохрипел из последних сил:

– Предатель!

– Ага, наконец-то! Попался! – Янес едва не набросился на пленника с кулаками. – Теперь ты не посмеешь отрицать, что отравил моих министров. Пусть еще смочит горло, Каммамури, говорить будет легче.

Маратха с готовностью исполнил приказ раджи. Пленник жадно выхлебал второй бокал.

– Ну что? Признаешься? – Янес достал из-за пояса пистолет.

– Меня предали… трусы… – Голос пленника сделался почти непохожим на человеческий. – Все пропало. К чему теперь отрицать?.. Да, я работал на Синдхию. И это я отравил твоих министров. Теперь… можешь меня убить. Не могу больше… Засыпаю.

– Лучше выпей еще пива, – предложил Каммамури. – Позже дадим тебе поесть.

– А потом казните?

– Мы с рани пока не решили твою судьбу, – сурово произнес Янес, засовывая пистолет за пояс. – Может быть, пощадим. Будешь жить в богатстве, хоть и одноглазым. Поверь, я плачу куда щедрее, чем тот, кто тебя нанял. Наша казна полна золота и серебра.

– Вы меня обманете… Впрочем, своей жизнью я больше не дорожу.

– Признавайся – ты пария или брамин?

– Пария. Однако я сын знаменитого отца.

– Небось такого же разбойника, как ты, – фыркнул Тремаль-Наик, стоявший рядом со стариком, чтобы тут же заткнуть ему рот, если начнет отрицать, что стал предателем.

– Он был вождем…

– Обычным главарем воровской шайки, – не выдержал старик.

– Воры тоже имеют свою касту, – сказал Янес, – и далеко не везде их считают преступниками. Впрочем, это не важно. Теперь мы знаем достаточно. Остается только отправиться в пагоду Калико, прихватив достаточно раджпутов.

– Калико? – удивился Каммамури.

– Пока вас не было, старик немало всего нам рассказал. Мы знаем, где прячутся остальные главари банды Синдхии.

– Получается, бывший раджа бежал из дома умалишенных?

– Это предстоит проверить тебе. До захода солнца отправляйся в Калькутту. Еще пошли зашифрованную телеграмму Сандокану. Пусть собирает малайцев и немедленно отправляется в Индию. Я почувствую себя в безопасности, только когда он будет здесь.

– Однако в Ассаме все спокойно, господин Янес.

– Только на первый взгляд. Но два часа назад прибыла депеша из Силчара. Тамошнее население взбунтовалось и отказывается платить налоги. Они сорвали флаги рани, хотя еще не подняли знамя Синдхии.

– А что местный гарнизон?

– Весь перерезан. Не осталось ни одного солдата, который мог бы защитить закон.

Янес закурил. Сделав пару нервных затяжек, он добавил:

– Синдхия опять хочет сразиться со мной, посеять смуту среди людей, которых я всеми силами пытаюсь окультурить. Что ж… Да будет так. Посмотрим, сумею ли я удержаться на троне вместе с женой и сыном или буду вынужден вернуться в Малайзию. Честно говоря, там я скучал гораздо меньше.

Португалец задумчиво потер лоб.

– Делать нечего. У нас двадцать слонов и готовые умереть за рани раджпуты. А кроме того, горцы Садии, что когда-то помогли Сураме вернуть себе корону,