Внезапная мысль обожгла его: если с ним такое, то что же сНиилит?.. Он разодрал успевшие склеиться веки. К его удивлению, Ниилит была наногах и бодро сновала по комнате. Он услышал, как в дверь постучала детскаярука, и повернул голову. Ниилит приоткрыла дверь. В щели мелькнули сразу трилюбопытные мальчишеские рожицы, но жадное любопытство мгновенно стёр ужас. Детилюбят страшные сказки, любят, чтобы их слегка попугали. Но когда страшноеприключается в жизни… Книги тяжело бухнули об пол, и топоток босых пятокстремительно удалился по коридору. Потом послышался голос Авдики. Молодойсегван помог Ниилит собрать книги и внёс их в комнату. Внутренность комнатыбольше походила на поле брани, но Авдике было не привыкать. Ниилит схватилатряпку и исчезла за дверью. Подтирать побежала, сообразил Волкодав. Там жевсюду пятна – и по всходу, и во дворе, и на мостовой… Авдика проводил девушкуглазами.

– Да нет, ничего, – донёсся голос Тилорна. –Теперь им обоим только выспаться и…

Во сне всё воспринимаешь как должное, и Волкодав не особенноудивился, увидев себя самого. Однако потом разглядел, что на том, другом, былабольно уж смешная одежда: сплошь кожаная, не разделённая на штаны и рубаху, дак тому же неподпоясанная.

– Ну? – усмехнулся неведомый гость. –Узнаёшь?

Волкодав молча смотрел на него, не зная, как отвечать. Инадо ли вообще отвечать.

Тот вздохнул, сделал какое-то движение… и перед Волкодавомоказался его меч, вдетый в новенькие кожаные ножны.

– Теперь узнаёшь? – снова делаясь человеком,поинтересовался меч.

Волкодав только и нашёлся спросить:

– Почему ты похож на меня?..

– А на кого мне, по-твоему, походить? – хмыкнултот. – На Жадобу?.. – Подумал и добавил: – Если хочешь знать, мыс тобой похожи. Я тоже долго жил под землёй.

– Тебя положили в могилу? – сразу угадалВолкодав. – Кем он был?

Меч скрестил ноги, устраиваясь поудобнее.

– Он был сыном большухи рода Ежа. В двенадцать лет емунарекли имя, и они с отцом поехали в род Скворца – просить бус у дочеритамошней госпожи. Она той весной как раз вскочила в понёву…

Волкодав вспомнил беленькую девочку, одарившую его искристойхрустальной горошиной, и улыбнулся. Ей, малявочке, выткут понёву ещё годикаэтак через три. Тогда и придёт ей пора дарить ясную бусину тому, кто достоин.Вспомнит ли она случайную встречу в «Белом Коне»? Или послушает мать, котораянаверняка скажет ей, что та бусина не считается? А может, всё-таки не позабудетстарую яблоню и Серого Пса, которого не надо было бояться?

Когда-нибудь он разыщет её…

– Ежонок понравился Скворушке, – продолжалмеч. – Их хорошо принимали. Но на третий день в деревню забежал бешеныйволк. Ежонок был крепким и храбрым парнишкой. Он оборонил девочку и ударилзверя ножом, но тот успел его укусить.

Волкодав молча кивнул. Он видел бешеного волка и помнил, каксам чуть не умер от страха.

– Он умер, и Скворушка взяла в мужья его брата, –сказал меч. – Потому что теперь у них знали, кто такие Ежи. Но прежде обарода послали к великому кузнецу и попросили выковать меч, которого незачем былобы стыдиться и кнесу.

Лучшими кузнецами всегда были мы, Серые Псы, подумалВолкодав.

– Лучшими кузнецами тогда были Серые Псы, – сказалмеч. – Они даже не ставили на мечах своих клейм: знающему человеку и такбыло ясно, кто выковал. Так я появился на свет. Меня похоронили вместе сЕжонком, и я пролежал под землёй двести лет. Могилу разорил Жадоба, и в егоруке я впервые попробовал крови.

Он произнёс это с таким отвращением, что Волкодав неудержался и сказал:

– Все мечи проливают кровь.

– Мечи исполняют то, для чего их ковали, –прозвучало в ответ. – Меня сделали для того, чтобы я отгонял зло.

– Я тоже дрался тобой, – заметил Волкодав. –Может, мне тебя… назад отнести?

– Тот курган для меня – как для тебя твой прежнийдом, – ответил меч. – Ты ведь не будешь больше там жить… Жалко, не ямогильному вору пальцы отсёк, – добавил он со вздохом. – Ладно,спасибо Создавшим Нас и на том, что дерёшься ты не хуже других…

Волкодав промолчал.

– Мы, мечи, не любим неправедных рук, – сказал егоудивительный собеседник. И вновь принял своё истинное обличье, но голос,звонкий голос узорчатой стали, продолжал звучать: – Ты сам видел, как ябросил Жадобу. А тебя не покину, пока ты меня бесчестить не станешь…

Всё расплылось. Волкодав перевернулся на другой бок, иникакие сны его больше не посещали.

* * *

Ещё не проснувшись толком, Волкодав понял, что остался в комнатеодин. И ещё, что час был не ранний. Пахло стряпнёй, доносился скрип половиц,голоса, чей-то смех, время от времени – лай собак и крик петуха. Жизньгостиного двора шла своим чередом.

Вставать до смерти не хотелось, и Волкодав позволил себередкое удовольствие: несколько блаженных мгновений между бодрствованием и сном…

И тут же на него навалился кашель.

Он сел, торопливо вскидывая ладони к лицу, и сразу подумал,что вчерашняя самонадеянность грозила дорого ему обойтись. Это был совсем нетот кашель, которым наказывает человека случайно подхваченная простуда. Этоподавала голос рудничная сырость и темнота. Волкодав знал: ещё год-два накаторге, и лежать бы ему где-нибудь в отвалах, на вековечном горном морозе. Емуповезло, Боги вывели его на свободу. Но те, чьё искусство отогнало от негосмерть, предупреждали, почти как кнесинка Елень: побереги себя, Волкодав. Онтолько кивал. Дел в жизни у него оставалось немного. Стать воином. И разыскатьЛюдоеда. А дальше…

Он провёл рукой по губам и посмотрел на ладонь. Ладонь былачистая. Пока.

Стало быть, вчера он всё-таки надорвался. Причём пособственной глупости. Дрался на поединке. Помогал колдуну тащить с того светараненого арранта. Приводил в божеский вид самого колдуна. И всё в одно утро.Жаловаться не на кого.

Нелетучий Мыш спрыгнул с насеста, которым служил толстыйдеревянный гвоздь, и жалобно запищал, прижимаясь к груди Волкодава. Веннусмехнулся и погладил зверька, пытавшегося поделиться с ним теплом. Совсем каккогда-то.

– Вот так, – сказал он Мышу. – Надо будеткрыло тебе поскорее поправить.

* * *

Как он и ожидал, Тилорн с Эврихом и Ниилит обнаружилисьвнизу. Они сидели за столиком возле окна, распахнутого на залитый солнцем двор,и о чём-то увлечённо беседовали. Щенок лежал на полу у ног Ниилит. Волкодавкивнул и вышел наружу.

Он мылся с остервенением, раз за разом обливаясь холоднойколодезной водой и докрасна надирая кожу обтрёпанным полотенцем. Потом вернулсяв корчму.

– Ели? – остановившись у стола, спросил он своих.