Как суетливо и быстро стучали шатуны, как пели рельсы, скакой непреодолимой волшебной силой притягивали к себе головокружительномелькающие литые колеса, окутанные плотным и вместе с тем почти прозрачнымпаром!

Очарованная душа охвачена сумасшедшим порывом и вовлечена внечеловеческое, неотвратимое движение машины, в то время как тело изо всех силпротивится искушению, упирается и каменеет от ужаса, на один миг покинутоебросившейся под колеса душой!

Мальчики стояли, стиснув кулачки и расставив ноги, бледные,маленькие, с блестящими глазами, чувствуя свои похолодевшие волосы.

У, как это было жутко и в то же время весело!

Гаврику, правда, это чувство было уже знакомо, но Петяиспытывал его впервые. Сначала он даже не обратил внимания, что вместо машинистаиз овального окошечка локомотива выглядывал солдат в бескозырке с краснымоколышем и на тендере стоял другой солдат, в подсумках, с винтовкой.

Едва локомотив скрылся за поворотом, как мальчики бросилисьна насыпь и прижались ушами к горячим, добела натертым рельсам, гремящим, какоркестр.

Разве не стоило убежать без спросу из дому и перенести потомкакое угодно наказание за счастье прижаться к рельсу, по которому – вот толькочто, сию минуту – прошел настоящий локомотив?

– Почему на нем вместо машиниста солдат? – спросил Петя,когда они, вдоволь наслушавшись шума рельсов и набрав «кремушков» с балласта,отправились дальше.

– Видать, опять железнодорожники бастуют, – нехотя ответилГаврик.

– Что это значит – бастуют?

– Бастуют – значит бастуют, – еще сумрачнее сказал Гаврик. –Не выходят на работу. Тогда, бывает, заместо их солдаты водят поезда.

– А солдаты не бастуют?

– Солдаты не бастуют. Не имеют права. Ихнего брата за это –ого! – в арестантские роты могут. Очень просто.

– А то бы бастовали?

– Спрашиваешь…

– А твой братон Теретий бастует?

– Когда как…

– Отчего же он бастует?

– Оттого, что потому. Не морочь голову. Смотри лучше –«Одесса-Товарная». А вон они самые, Ближние Мельницы.

Напрасно Петя вытягивал шею, всматриваясь вдаль. Решительнонигде не было никаких мельниц: ни ветряных, ни водяных.

Были: водокачка, желтый частокол станционного двораОдессы-Товарной, красные вагоны, санитарный поезд с флажком Красного Креста,штабеля грузов, покрытых брезентом, часовые…

– Где же мельницы? Где?

– Вот же они, прямо за вагонными мастерскими, чудило!

Петя смолчал, боясь как-нибудь снова не очутиться в дураках.

Он так усердно вертел во все стороны головой, что даже натерсебе воротником шею, но мельниц нигде так и не заметил.

Странно!

Между тем Гаврик не обнаруживал ни малейшего удивления поповоду их отсутствия. Он бойко шагал по узенькой тропинке вдоль длиннойзакопченной стены, мимо громадных клетчатых окон со множеством выбитыхстеклышек.

Петя, порядком уже уставший, плелся за ним, шаркая башмакамипо траве, темной от пыли и копоти. Иногда под ногами хрустела железная стружка,очевидно выкинутая из окна.

Гаврик привстал на цыпочки и заглянул в окно.

– Смотри, Петька, вагонные мастерские. Тута Терентийработает. Никогда не видал? Иди сюда.

Петя стал рядом с приятелем на цыпочки и заглянул в выбитоестекло. Он увидел громадный сумрачный воздух и мутные крошечные квадратикипротивоположных окон. Висели широкие ремни, всюду стояли какие-то большиескучные железные вещи с колесиками. Все было усыпано металлической стружкой.

Солнечный свет, пройдя сквозь пыльные стекла, лежал по всемунепомерному полу бледными клетчатыми косяками.

И во всем этом громадном, странном пространстве не былозаметно ни одной живой души.

Сверху донизу стояла такая немая, такая нечеловеческаятишина, что Пете стало страшно, и он прошептал чуть внятно:

– Никого нету…

И Гаврик, подчиняясь его шепоту, сказал еще тише, однимигубами:

– Наверно, опять бастуют.

– А ну, не балуйся под окнами! – раздался вдруг надмальчиками грубый голос.

Они вздрогнули и обернулись. Рядом с ними стоял солдат вскатке через плечо, с винтовкой. Он стоял так близко, что Петя явственноуслышал страшный запах солдатских щей и ваксы.

Светло-желтые кожаные подсумки – тяжелые, скрипучие,наверное полные боевых патронов, – грозно и близко торчали перед мальчиками, авесь солдат в целом казался таким громадным, что два ряда медных пуговицуходили снизу вверх на головокружительную высоту, в самое небо.

«Погиб!» – с ужасом подумал Петя и почувствовал: вот-вот сним случится постыдная неприятность, та самая, что обычно случается с оченьмаленькими детьми от сильного испуга.

– Тикай! – закричал Гаврик тонким голосом и, шмыгнув мимосолдата, кинулся удирать.

Не слыша под собой ног, Петя рванулся за приятелем. Ему казалось,что позади топают солдатские сапоги. Он припустил еще, насколько хватало сил.Сапоги не отставали. Глаза ничего не видели, кроме мелькающих впередикоричневых пяток Гаврика. Сердце колотилось громко и быстро. Солдат неотставал. Ветер шумел в ушах.

И, только пробежав по крайней мере версту, Петя наконецсообразил, что это не стук солдатских сапог, а колотится на спине сорвавшаясясоломенная шляпа.

Мальчики с трудом перевели дух. По вискам бежали ручьигорячего пота, на подбородке висели капли.

Но едва мальчики убедились, что солдата поблизости нет, кактотчас сделали совершенно равнодушные лица и, небрежно засунув руки в карманы,не торопясь зашагали дальше.

Они делали вид друг перед другом, будто бы решительно ничегоне случилось, а если даже и случилось, то такие пустяки, о которых не стоит иразговаривать.

Теперь они уже давно шли по широкой немощеной улице. Хотя накалитках и на домиках висели городские фонари с номерами и вывески лавочек имастерских, а на одном из углов находилась даже аптека с разноцветнымиграфинами и золотым орлом, все же улица эта скорее напоминала не городскую, адеревенскую.

– Ну, где же твои Ближние Мельницы? – сказал Петя кисло.