Мне кажется, что у меня отказывают легкие.

– Слушай, – начинает она.

Но у меня в голове крутится только то, что я должен ей сказать. Как она отреагирует? В сердце теплится зыбкая надежда на положительный исход. Может быть, она поймет…

– Аарон, – Джульетта преодолевает разделяющее нас расстояние. – Ты хотел со мной поговорить?

– Да, – шепчу я как в тумане. – Да.

– Это может подождать, пока я переоденусь? – спрашивает она.

Я не знаю, что на меня нахлынуло.

Отчаяние. Желание. Страх.

Любовь.

Напоминание о том, как я ее люблю, ударяет с болезненной силой. Люблю всякую – невозможную, ожесточенную. Мне нравится, какой нежной она становится наедине со мной, какой доброй она бывает в тихие минуты, как она без колебаний всегда встает на мою защиту.

Я люблю ее.

Сейчас она стоит совсем близко, вопросительно глядя на меня… В голове бьется одна мысль – хочу, чтобы она всегда была в моей жизни!

И все равно я молчу и не двигаюсь. Джульетта не уходит. Я вдруг спохватываюсь, что она ждет ответа.

– Да, конечно, – быстро отвечаю я. – Это не срочно.

Но она всматривается мне в лицо:

– Что случилось?

Покачав головой, беру ее за руку – нежно, так нежно… Джульетта подходит ближе, и мои руки смыкаются поверх ее обнаженных плеч. Чувствую, как от этого простого движения меняется ее настрой. От этого прикосновения она дрожит. Мои ладони скользят по ее рукам, и от ее реакции мои чувства будто срываются с поводка. Ее отклик на мое прикосновение каждый раз поражает меня до глубины души – сознание, что она неравнодушна ко мне, что она хочет меня.

Может, она поймет, с безумной надеждой думаю я. Мы через столько прошли, столько преодолели, может, преодолеем и это?

Может, она поймет?

– Аарон?

Кровь бурлит в жилах, горячая и быстрая. Кожа Джульетты мягкая и пахнет лавандой. Отстраняюсь на дюйм, чтобы поглядеть на нее, и провожу по нижней губе большим пальцем. Рука сама с собой скользит к затылку…

– Привет, – говорю я.

И она подается ко мне в ту же долю секунды. Она целует меня без стеснения, без колебаний, обняв за шею. Меня будто подхватывает каким-то потоком, и я забываю обо всем. Полотенце падает на пол.

От неожиданности я отступаю на шаг, глядя на Джульетту. Сердце бешено бьется в груди. Я уже не помню, что хотел сделать.

И тогда она подходит ко мне, приподнимается на цыпочки и мягко тянет меня к себе, сама нежность и тепло, и я обнимаю ее, не в силах противиться, забывшись в гладкости ее обнаженной кожи. Я по-прежнему полностью одет, а она нагая в моих объятиях: от этого все делается еще нереальнее. Джульетта мягко теснит меня назад, продолжая целовать, ищет мое тело под слоями одежды, и через секунду я падаю спиной на кровать, ловя воздух ртом. А она забирается сверху.

И я, кажется, теряю разум.

Кажется, это способ умереть.

Я могу утонуть в этом миге и никогда не пожалею об этом. Я могу воспламениться от поцелуя и с радостью превращусь в пепел. Я могу жить здесь и умереть здесь, прямо здесь, прильнув к его бедрам и губам. Утонуть в океане чувств в его глазах, когда он погружается в меня, и наши сердца бьются в унисон.

Это навсегда. Это…

Он снова целует меня, иногда хватая воздух горячим ртом рядом с моей кожей, и я пробую его вкус, его рот, его шею, твердую линию подбородка, и он подавляет стон, отстраняется, боль и удовольствие сплетаются вместе, когда он входит глубже, сильнее, его мышцы напрягаются, тело становится каменно-твердым. Одной рукой поддерживая мою шею, другой подхватывает меня под бедро и соединяет нас в единое целое, наполняя меня невероятным удовольствием, не сравнимым ни с чем, что я знала в жизни. Оно безымянно, неизведанно, его невозможно предсказать – оно всякий раз разное.

Сегодня в Уорнере есть что-то дикое и прекрасное, и я не могу объяснить необычность его прикосновений – то, как его пальцы медлят на моих лопатках и изгибе поясницы, будто я могу в любой момент исчезнуть, будто мы прикасаемся друг к другу в первый и последний раз.

Закрываю глаза и отпускаю себя.

Линии наших тел совпали. Волна за волной накатывают лед и пламя, и я то таю, то загораюсь, и его губы щекочут мне кожу, а сильные руки окружают меня кольцом любви. Я парю в воздухе, под водой, в космосе, и все одновременно, время остановилось, отброшены любые «нельзя», и мне никогда не было так спокойно и надежно, я нигде не чувствовала себя настолько любимой и защищенной, как здесь, в слиянии наших тел.

Я теряю ощущение времени.

Теряю ощущение собственного разума.

Знаю только одно – пусть это длится вечно.

Уорнер что-то говорит мне, гладя мое тело, его слова негромки и отчаянны, шепот ласкает слух, но я едва различаю слова из-за стука собственного сердца. Однако я вижу, как ходят у него мышцы под кожей рук, когда он пытается остаться здесь, со мной…

Он громко выдыхает и зажмуривается, скомкав в кулаках простыни, а я поворачиваюсь к нему и веду кончиком носа по линии его подбородка, вдыхая его запах, прижимаясь к нему, каждый дюйм моей кожи изнывает от желания и призыва, и…

– Я люблю тебя, – шепчу я.

Хотя разум, по ощущениям, отделен от тела.

Хотя в голове взрываются звезды и обжигающий жар наполняет вены.

Я повержена и потрясена каждый раз, каждый раз…

Это ураган чувств, блаженство с привкусом смерти. Глаза сами собой закрываются, добела раскаленный металл вскипает под закрытыми веками, и я подавляю желание громко назвать имя Уорнера, и мы содрогаемся вместе, распадаясь и восстанавливаясь одновременно, и он шепотом выдыхает:

– Джульетта…

Как я люблю смотреть на его обнаженное тело…

Особенно в эти тихие, нежные минуты. Время между сном и реальностью – мое любимое. В зыбком полусне есть своя прелесть – постепенное возвращение формы к действию. Я поняла, что люблю эти минуты в основном за мягкость их наступления. Так ласково…

Как замедленная съемка.

Время зашнуровывает ботинки.

И Уорнер так тих и мягок без привычной настороженности. Лицо спокойное, лоб разглажен, губы готовы приоткрыться. Первые секунды после того, как он открывает глаза, самые лучшие. Иногда мне выпадает удача увидеть, как он шевельнется, откроет глаза и оглядит комнату. Долгий миг он ищет меня, встречается со мною взглядом – и его лицо освещается изнутри. От этого во мне поют невидимые струны: я сразу все понимаю по одному его первому взгляду.

Но сегодня что-то пошло иначе.

Когда Уорнер открывает глаза, у него вдруг делается растерянный вид. Он моргает, оглядывается и резко садится, будто хотел куда-то бежать, но не помнит, как это делается. Сегодня что-то не так.