даже не снял окровавленную пижаму. А заботливо наточенный, прикладистый Wüsthof лежал рядом с тапочками.

Фильм ужасов. Гейл, сама того не замечая, растерянно качала головой – никогда даже не слышала ни о чем подобном. Восемьдесят шесть лет! Пресс-конференция будет позже, после полудня.

Дом престарелых “Кулик” располагается в Халле, на крайней точке полуострова. Неподалеку, между прочим, живет один из сослуживцев Роберта, он как-то приглашал их на ужин. Рыбацкая деревня, довольно запущенная – странно, потому что расположена у самого моря, виды необыкновенно красивые, если верить камере оператора. Ходит паром в Бостон – возможно, не круглый год, но летом наверняка. Зимой – хуже, налетают зимние шторма, а то и наводнения бывают. У приятеля Роберта на веранде лежали штабеля мешков с песком, а под брезентовым пологом – листы толстой фанеры, чтобы заколачивать окна. “Как подует северо-восточный, – усмехнулся, помнится, хозяин, – сижу и думаю: а сколько дом потерял в цене на этот раз? Десять тысяч? Двадцать? Не имеет значения – через четверть века здесь будет море”.

Оператору надоел морской пейзаж, и он перевел камеру на дом престарелых. Небольшое одноэтажное строение, вывеска со стилизованным изображением смешной птахи. Репортер подошел к заплаканной директрисе и сунул ей микрофон чуть ли не в рот.

– Ничего не понимаю, – всхлипнула она. – Он же один из наших самых… самых… – Директриса зажмурилась и повторила: – Ничего не понимаю.

– А разве ночью никто из персонала не дежурит?

– Как не дежурит? Обязательно! Диллон дежурил. Но сторожа держатся у входа, смотрят, чтобы никому не вздумалось убежать, и вообще… никто же не ждет никакой опасности… – Она задумалась, подбирая слово, и повторила: – Мы же не ждем опасности изнутри! Дежурная сестра была в своей комнатке, но никаких подозрительных звуков не слышала.

– То есть ни сторож, ни сестра ничего не заметили?

– Нет… я же говорю – нет. Почти все пациенты получают снотворные на ночь.

За ее спиной сновали люди, репортеры, беспрерывно крутились синие мигающие огни полицейских машин. Молодая женщина подошла к плачущей директрисе и решительно ее увела, отмахиваясь от репортера. Вокруг дома уже натянули черно-желтую ленту оцепления. Все окна закрыты. А где же остальные? Где выжившие? Там, внутри? И сколько их? Если верить репортерам, их должно быть трое. Восемь обитателей, четверо убиты, один арестован… Без права залога, в восемьдесят шесть лет!

Бегущая строка у нижней кромки экрана все время обновлялась. Трагедия в доме престарелых. Четверо убитых. Преступнику восемьдесят шесть лет. Последняя строчка набрана заглавными буквами.

То и дело упоминалась другая трагедия – IKEA. Еще один взбесившийся старик.

– Есть ли какая-то связь между этими преступлениями? – приставали репортеры к полицейскому пресс-атташе.

– Пока без комментариев, – терпеливо повторял он.

– Что смотришь? И с чего бы ты с утра уселась у ящика?

Гейл чуть не подпрыгнула в кресле – Роберт подошел совершенно неслышно. Она торопливо нажала красную кнопку на пульте.

– А, ерунда… новости.

– Убийства и грабежи? Какие еще могут быть новости?.. Смотри, смотри, я не стану мешать. Ты не видела сегодняшнюю газету?

– А она не в кухне?

– Нет.

– Наверное, я ее выкинула. Извини, дорогой.

– Куда? В контейнер для бумаги? Пойду посмотрю.

Гейл подвинулась к краю кресла.

– Не надо! Я сейчас сбегаю. Mea culpa[26]. – Она заставила себя улыбнуться.

– Но я в состоянии дойти и сам.

– У лестницы в погреб, где ящики для мусора. Голубой – для бумаги.

Гейл посмотрела ему вслед. Тренировочные брюки, сорочка навыпуск. Роберт прав – смотреть телевизор с утра не в ее правилах. Услышала новость по радио – и бросилась узнавать подробности.

Но он заметно лучше. С каждым днем.

Роберт принес газету.

– Извини… Собрала все в кучу и не заметила, что сегодняшняя.

– Ничего страшного. – Он присел к столу. – Все хорошо, что хорошо кончается. Да и не так важно, просто не успел дочитать пару статей.

– Поставить кофе? Я собиралась съездить за продуктами, но сегодня погода – давно такой не было. Может, прогуляемся?

– Почему бы нет?

– А кофе?

– Не надо, спасибо.

Гейл прошла в кухню, и взгляд ее упал на тяжелый деревянный штатив с дорогими немецкими ножами. Wüsthof. У нее засосало под ложечкой.

* * *

– Мы же не можем просто щелкнуть пальцами: все, закончили. – Эндрю Нгуен посмотрел на сидящих напротив Селию и Мохаммеда и изобразил кроличьи ушки – знак кавычек.

Присутствовала вся группа, и Эсте, и даже лаборанты. Дэвид и его группа из Нью-Йорка на видеосвязи. Должен подключиться и Адам из Парижа.

– Кровопролитие в Халле – новость номер один уже несколько дней, – мрачно напомнил Нгуен. – Медиа не ослабят хватку, пока не разузнают про каждую таблетку парацетамола, про все книжки, что он читал, и про все программы, которые смотрел.

– Но никто же не знает, что он принимал участие в эксперименте! – запротестовал Дэвид.

Селия невольно улыбнулась – Дэвид выглядел как карикатура на сумасшедшего ученого в каком-нибудь комиксе: волосы взлохмачены, очки блестят. Или будто его только что вытащили из постели.

Накануне вечером они долго говорили по телефону. Дэвид действовал на нее успокаивающе – мол, ничего-ничего, всякое бывало, пройдем и через это. Уверен – мы правы. Никакой ошибки.

У Эрика Зельцера – так звали восьмидесятишестилетнего преступника – четыре года назад диагностировали болезнь Альцгеймера. Осенью он был в лаборатории Селии в Нэви-Ярд – один из первых пациентов третьей фазы.

– Боюсь, что истина выплывет очень скоро, – мрачно предрек Нгуен.

– Даже в случае Ньюмэна ничего не выплыло, – не сдавался Дэвид. – Уже сейчас многие, и не без оснований, считают, что это обычное подражательство. Прочитал безумный старик в газете про IKEA – а почему бы и мне не попробовать? Да мы пока и сами ничего не знаем. Кроме того, конечно, что и Ньюмэн, и Зельцер – участники эксперимента.

– Это двое, – возразила Селия, – а если вспомнить, что случилось с Франсуа Люийе…

– Вот! – прервал ее Эндрю. – Вот это звено ни в коем случае не должно попасть в руки прессы. По крайней мере, пока мы сами не разберемся, что к чему.

– Никакой связи… – буркнул Дэвид. – Как ее могут обнаружить медиа, если даже мы ее не видим?

– Не видим, – кивнул Эндрю. – А доказать должны: связи нет.

Селия посмотрела на шефа на противоположном конце стола. Ноутбук и телефон, как, впрочем, и у всех остальных. Когда все собрались, секретарша Нгуена принесла большую коробку с аппетитными круассанами и шесть бутылок “Эвиан”. Ни к еде, ни к воде никто даже не притронулся.

Неожиданно прозвучал голос Адама: “Извините”, а через несколько секунд на дисплеях обозначился квадратик с его физиономией.

– Тут полный