боевые действия против России в синих мундирах, отреагировали на проблему заметности гораздо быстрее русских: уже после первых серьезных потерь они ввели в своей армии форму защитного цвета.

Русское же военное руководство было больше обеспокоено обеспечением армии иконами, нежели заботами о жизнях солдат. До самого окончания войны никто в России не озаботился введением формы защитного цвета. Поэтому русским солдатам и офицерам приходилось действовать по старым принципам типа: «На Бога надейся, а сам не плошай». В ход шла любая краска, которую умельцам удавалось найти в стремлении добиться землистого цвета. Офицеры и солдаты в летней, кустарно перекрашенной в защитный цвет форме, выглядели довольно «непрезентабельно».

* * *

В казармах Ландсберг без труда разыскал Качкина.

Тот встретил своего командира как родного: не забыл ефрейтор, кому он, в сущности, обязан жизнью. Товарищи по неволе встретились сердечно, обнялись. Качкин рассказал Ландсбергу о своем житье-бытье после того, как плен разлучил бывшего начальника дружины и его ефрейтора.

– Век за вас, ваш-бродь, буду бога молить! – со слезами на глазах поклялся Качкин. – Кабы не вы, лежать мне в овраге под Мало-Тымово!

– Не стоит так долго Бога беспокоить, Качкин! – усмехнулся Ландсберг. – Я ведь, не забывай, и свою жизнь спасал!

– А ведь я подвел, видать, вас, ваш-бродь, – признался ефрейтор. – Рассказал я, подлец такой, товарищам еще в Оноре, когда отправки в Японию дожидались, про тот амулет ваш, что жизнь вам и мне от неминуемой смерти спас.

– Ну и что, что рассказал? – хмыкнул, все же внутренне подобравшись, Ландсберг. – Что было, то было. Это наше, брат, с тобой счастье, что японский солдат, когда меня раздевали, портмоне подобрал и потрошить его начал. Я ведь и забыл про «талисман» этот…

– Ежели не секрет, ваш-бродь, то дозвольте всё ж спросить: что это за талисман такой был? Почему японцы забегали да засуетились, когда его у вас обнаружили?

– Я ж тебе, Качкин, еще тогда, в амбаре про этот амулет рассказывал, – вздохнул Ландсберг. – Был я как-то еще до войны по торговым делам в Японии. И встретил там старого, еще по Петербургу, знакомого японца. Услугу я ему давным-давно, еще в прошлой жизни оказал. Вот и подарил он мне этот «талисман». Буддистский он, по-моему, я в японской религии не разбираюсь. И даже не знаю, что там написано – а вот видишь, брат, как получилось! Безделушка, бумажка в трубочке, а жизнь нам с тобой спасла…

– То-то и оно, ваш-бродь! – зашептал Качкин. – Я ведь примерно так солдатикам и обсказал. А они не верят! Кто-то еще кому-то растрепал, и дошли рассуждения до начальства. И вот вызывают меня как-то в штаб – аккурат перед отправкой в Японию – и начинают спрашивать про вас. Главный интерес был у допросчика – по какой такой симпатии японцы вас тогда в Мало-Тымово в расход не пустили? Что за бумаги вы, дескать, япошкам предъявили? Я, конечно, побожился, что никаких бумаг не было. И что япошка-солдат сам тую трубочку с письменами в ваших вещах нашел. Что ваше благородие ею не размахивало… В общем, отступились тогда от меня. Да и то сказать – суета поднялась, отправка… Однако господин подпоручик Марченко тогда велел мне вспомнить все как следует. Посулил еще раз допросить. Вот я и думаю – упредить вас надо.

– Спасибо, конечно, Качкин. Только чего тут упреждать-то? Я врагам никаких секретов не выдавал. Да и не знаю никаких секретов, если уж на то пошло… Игра случая. Фортуна – что у меня безделка та оказалась. Так что не беспокойся, брат!

– Оно так, – согласился дружинник.

Однако по его лицу было видно, что объяснение Ландсберга не показалось ему убедительным. Помолчав, он попросил:

– Солдатики меж собой говорят, ваш-бродь, что господам офицерам японцы скоро дозволят денщиков себе выбирать. Я вот что подумал: ежели не сердитесь на меня за мой язык – может, к себе возьмете? Я для вашего благородия все исполнять буду: куда бегать, чего узнать.

– Непременно, Качкин! – улыбнулся Карл. – Мы с тобой и в бою, и в плену рядом будем! – А чтобы ты не сомневался, даю тебе первое поручение. Поговори со своими товарищами, узнай – есть ли в казармах портные и сапожники?

– Сделаем, ваш-бродь! Наперед скажу – есть! Туточки раньше нас других пленных солдатиков японцы пригнали, из-под Порт-Артура. Ребята ушлые – сапожники и портные нашлись, в артели сбились, матерьял подходящий в лавках у япошек закупают и обшивают желающих.

– Интересно! Свое дело завели, говоришь? А кто финансирует сии артели?

– У самих портартурцев деньжата водятся! Участникам обороны Порт-Артура кроме солдатской половинки иены еще и дополнительные пожертвования присылают – иногда по пятнадцать иен каждому! Во как, ваш-бродь! Два фельдфебеля, как старшие по чину, и выпечку русского хлеба тут наладили. И своих кормят, и в соседний лагерь, слышно, поставляют!

– Молодцы! – одобрил Ландсберг. – Тогда уговорись, чтобы занялись моим мундиром и сапогами. Через несколько дней японцы обещали выдать трофейное обмундирование, надо будет его подогнать по фигуре. А эскиз саперного мундира я предоставлю – карандаши только цветные раздобыть надо!

– Сделаем, – подтвердил Качкин. – Без очереди вас в работу возьмут! Вот только…

– Деньги постараюсь раздобыть, – угадал Карл. – Есть одна мыслишка, только в город надо как-то выбраться. И это будет твоим вторым поручением – офицеров из лагеря будут отпускать после подписания обязательств в лояльности. А вот для денщиков ворота открыты.

– Понятно, ваш-бродь! А чего в городе делать? Я ж языка ихнего не знаю…

– Обойдемся без языка. Я напишу на бумажке название банка – надо узнать, есть ли тут его отделение? И еще, Качкин: об этом втором моем поручении не болтать!

* * *

Довольный встречей с Качкиным и подвижками в решении мундирного вопроса, Ландсберг по пути в свой домик мурлыкал под нос арии из опереток, и ловил себя на том, что не напевал бог знает сколько времени. Однако скоро настроение Карла было напрочь испорчено. Его окликнули:

– Господин начальник дружины!

Ландсберг обернулся. Его окликал подпоручик Марченко. Разыскав Карла, правитель канцелярии с прежней начальственной укоризной и въедливостью напомнил ему про невыполненное распоряжение Ляпунова: написание подробного рапорта о боевых действиях Первой саперной дружины.

– Да-с, господин Ландсберг! Плен пленом, а о своих воинских обязанностях и приказах начальства забывать нельзя-с! – нудил Марченко. – Впрочем, что с вас взять, господин коммерсант: за столько лет каторги, да за прилавком вполне можно было и забыть воинские уставы!

Ландсберг поднял на Марченко свой тяжелый взгляд стальных глаз, но ничего не сказал, сдержался.

Марченко же, напротив, отвел глаза в сторону,