Я не вполне поняла ход её мысли.

— Эм… Нет. Что бы я здесь делала, если б меня арестовали? Или ты заделалась в надзирательницы? Будешь отбирать у меня пирожные и кормить тюремной баландой, да? Какая коварная, — я пыталась её заболтать, чтобы высвободиться из цепких объятий, но проще было одолеть медведя. Вроде мелкая, а силищи в ней…

— Чем кормить? — непонимающе захлопали мокрые ресницы.

— Каша такая. Жидкая и невкусная. А теперь отпусти меня, ради бога, мне нужно переодеться. Эдна, родная, ты там жива?

— Госпожа, — слабым голосом отозвалась она, — это правда вы?

— Нет, не я. Давай, приходи уже в себя, никто не умер. Просто вышла небольшая ошибка, скоро всё разрешится. Ну-ка, посмотри на меня? Сколько пальцев показываю?

— Приличные леди не показывают такие жесты, — пробормотала Эдна.

Я засмеялась:

— Вижу, ты уже в норме и готова учить меня уму-разуму. А приличной мне уже не стать, как ни старайся. Слышали, что про меня там говорили?

Они обе потупились. Ханна погладила меня по плечу:

— Это ничего не значит, Рири. Они просто тебя не знают.

— Ещё узнают, — пообещала я, недобро усмехаясь.

Пока не знаю, как именно, но непременно отомщу всем, кто сегодня чесал языки и прохаживался на мой счёт. Им было весело. А как весело будет мне?

Я прекрасно понимала, что распоряжение принца делу не поможет. Людям нельзя заткнуть рты законом. Запретишь говорить в полный голос — будут шептаться. Запретишь шёпот — будут писать на салфетках.

Пережитое унижение требовало возмездия. Я не заметила, как слишком сильно стиснула руку Ханны, та вскрикнула.

— Ох, прости…

Опять это чувство подавленной злобы, что протянула чёрные скользкие щупальцы из глубины души. Мне хотелось сделать кому-нибудь больно, наброситься, лишь бы не быть с ней наедине, не дать поглотить себя.

— Не знаешь, как поживает сэр Леонар? — спросила я как бы между прочим, пока Эдна шнуровала корсаж. — Давно ничего о нём не слышала.

Ханна погрустнела:

— Герцог отбыл в своё родовое имение. Его дедушка почувствовал дыхание смерти, так что семья собралась, чтобы проводить его.

«Ага, как же, — хмыкнул внутренний скептик. — Наследство делить они собрались, а не в последний путь провожать старика, которые ещё при жизни всем хуже горькой редьки надоел».

Что же, тем лучше. Не уверена, что в нынешнем состоянии встреча со мной окончилась бы для сэра Леонара без травм.

— Что сказал, — Ханна понизила голос до шёпота, словно он мог её услышать через несколько залов и коридоров, — мессир Вальде?

— Сказал, что завтра все узнают правду. — Я отобрала у Эдны шнурки и завязала сама. Ей волю дай, так я дышать не смогу. — Человек, что подставил меня и оклеветал усопшую королеву, последнюю ночь спит спокойно.

— Вот и славно, — вдруг сказала Эдна, вернувшая прежнюю суровость, — и тюрьмы такому будет мало. Королева была чудесной девочкой, ласковая, как котёнок, а уж красавица, каких поискать. И мать из неё вышла бы не чета здешним кукушкам, что сперва родное дитя на руки нянькам скидывают, а потом и в лицо не узнают. Эх, жизнь… Родильная горячка дело страшное. И король с тех пор переменился нравом, всё ему не важно стало.

Я с грустью подумала про Эдельгара. Мама, которая могла его любить, умерла раньше, чем он запомнил её лицо. Я свою тоже не помнила… Вернее, мы обе — что я, что Айрис. Может, потому я временами чувствую себя так, словно совершенно одна на всём белом свете? То, как он смотрел… Не знаю, кому было хуже. Ему обнаружить, что я могу быть предательницей. Или мне увидеть его сомнения.

Хоть принц и стал на мою сторону, но так стремительно покинул поле брани, что я и не знала, что думать. Нужно разрешить недопонимания раньше, чем их ядовитые семена прорастут.

Глава 40

Ханна наотрез отказалась оставлять меня одну.

— У меня плохое предчувствие, — заявила она и угнездилась в кресле с таким видом, будто вовек не сдвинется. — Если меня не будет рядом, с тобой опять случится что-нибудь плохое. Я останусь тут и никуда не пойду!

— Очень мило с твоей стороны, но как же личное пространство?

— Какое пространство?

— Понятно…

Чтобы скоротать время, она упросила Эдну принести романчик из своей комнаты и теперь зачитывала вслух, хотя я об этом не просила. Приключения леди Лилианны и её армии мускулистых поклонников оказались не особенно занимательны, так что я задремала полулёжа, давая отдых распухшей от мыслей голове.

— Сэр Ричард приник к её устам своими, в бесстыдном порыве позабыв про томящуюся дома супругу… — Ханна осеклась, услышав шаги.

Двери распахнули без предварительного стука.

«Что, опять?» — успела подумать я, проникаясь ненавистью ко всем служивым людям мира.

Но нет.

На этот раз меня обрадовал визитом папенька. Сегодня он был с ног до головы в чёрном, особенно бледный в таком окружении. Вампирский граф пришёл точить об меня клыки, не иначе.

— Ой, — сказала Ханна, и я её мнение полностью разделяла.

— Леди Эплбри, мне нужно поговорить с дочерью. Наедине, — тоном, не допускающим возражений, заявил отец и по-хозяйски устроился в кресле напротив.

Он не подходил ко мне близко, но держался скорее самоуверенно, чем опасливо.

Либо у него под одеждой прорезиненное трико для защиты от тока, либо папуля считает, что ему ничего не угрожает.

Гм…

Понятливая Эдна просочилась в коридор, не дожидаясь особого приказа.

— У меня нет секретов от подруги, — сказала я в пику ему, — Ханна может остаться.

Сверкнувшее в глазах бешенство было мечом в завязанных ножнах. Пустить его в ход он больше не мог.

— И всё же я настаиваю, — скрипучим голосом сказал он. — Леди Эплбри, не заставляйте меня повторять дважды.

Бедняжка Ханна призывать молнии не умела, а потому вскочила на ноги, пролепетала: «Тогда я пойду, извините», — и бросилась прочь из комнаты.

Ну вот, а обещала, что никуда не уйдёт…

Отец сложил руки на поясе и ждал. Он сидел с видом короля, к которому пришли преклонить колени завоёванные народы. Играть в молчанку я умела не хуже, так что какое-то время мы просто сверлили друг друга взглядами.

— Что же, — начал он, видимо, решив,