возник вопрос относительно переиздания собрания сочинений классика советской литературы Алексея Максимовича Горького. Отдел художественной литературы и искусства ЦК партии представил справку о многочисленных купюрах, которые делались при издании сочинений Горького уже после смерти писателя.

Например из его знаменитого очерка о Ленине цензура вырезала такие слова:

«Невозможен вождь, который – в той или иной степени – не был бы тираном. Вероятно, при Ленине перебито людей больше, чем при Фоме Мюнцере».

Томас Мюнцер – вождь крестьянской войны ХVI века в Германии, войны, которая была очень кровавой.

Отдел ЦК предложил «вторично издать 17-й том Собрания сочинений Горького, не допуская впредь никаких купюр». Но Суслов рассудил иначе: выпускать с купюрами – неразумно, потому что дотошные читатели запросто могут сравнить новую книгу с прижизненными изданиями Горького. А выпускать без купюр невозможно – нельзя же разрушать канонический образ Ленина! В итоге Суслов доложил руководству страны, что вообще считает переиздание семнадцатого тома нецелесообразным.

Вот за эту находчивость Михаила Андреевича и ценили. Он ни в чем и никому не позволял отклонений от генеральной линии – даже Алексею Максимовичу Горькому или Владимиру Ильичу Ленину…

В 1953 году Суслов поддержал арест Берии и реорганизацию органов госбезопасности. Именно он помог Хрущеву вывести партийный аппарат из-под контроля ведомства госбезопасности.

Михаил Андреевич выступил и против кандидата в члены Президиума ЦК Мир Джафара Аббасовича Багирова, который долгое время возглавлял органы государственной безопасности в Азербайджане, а потом стал первым секретарем республиканского ЦК и председателем Совета министров. После ареста Лаврентия Павловича от Багирова ждали, что он поможет московским руководителям подготовить дело Берии. Но он растерялся и на Пленуме ЦК не знал что сказать.

К нему обратились из зала:

– Товарищ Багиров, когда вы начинаете оправдываться, то делаете это не в полный голос. Вы скажите, что вы о ЦК за последние годы забыли…

– Я?

– Ходили только к шефу.

– Я? – Багиров не знал, что ответить.

– Ходили все время к Берии…

Багиров пытался оправдаться:

– Я Берию шефом Азербайджана не мог считать, хотя он и пытался это делать… Когда я здесь бывал, и в ЦК, и во все министерства, во все организации ходил, и если на то пошло, очень редко, когда у Берии наедине был…

Вмешался Суслов:

– Инструктора ЦК побаивались ездить в Азербайджан.

– В Азербайджан? – растерянно переспросил Багиров.

Он явно не ожидал таких слов. Не привык к роли оправдывающегося. Десятилетиями он сам презрительно разил с трибуны врагов народа. А зал послушно ему внимал. И вдруг все поменялось.

– Да, в азербайджанские организации, – подтвердил Суслов, уже понимая, что Багиров недолго просидит в своем кресле, – боялись, что у вас есть шеф.

Багиров совсем растерялся:

– Не знаю, может быть…

Его сняли с должности председателя Совета министров республики и вывели из состава бюро ЦК компартии Азербайджана – «за непартийное поведение в деле Берии, неискренность перед партией и крупные политические ошибки». В Баку прилетел секретарь ЦК КПСС по идеологическим делам Петр Поспелов. Когда умер Сталин, Поспелов рыдал, но теперь резко выступил против сталинского любимца. В один день Багиров, который два десятилетия управлял Азербайджаном и к которому подчиненные обращались как к живому божеству, превратился в ничто. В 1956 году его, одного из самых жестоких соратников Берии, судили и приговорили к смертной казни «за участие в изменнической группе и совершение террористических расправ над советскими гражданами».

Михаил Андреевич исходил из того, что никто не может быть выше партии. Он не хотел, чтобы чекисты были слишком самостоятельными, и считал, что необходим контроль партийного аппарата над ведомством госбезопасности. Поэтому положение «органов» в хрущевские годы изменилось, их полномочия и влияние заметно сократились. Запретили оперативную разработку партийных кадров, хотя перед тем, как взять сотрудника в аппарат, его обязательно проверяли. Проверяли, и когда брали в ЦК, и когда посылали за границу. Но среди партийных работников (и членов их семей!) нельзя было заводить агентуру, и разговоры сотрудников аппарата запрещалось записывать.

2 октября 1953 года Суслов подписал решение секретариата ЦК:

«Признавая ненормальным существующее положение, когда органы МВД осуществляют контроль над всей партийной и советской печатью, ЦК КПСС постановляет:

Выделить Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит) из состава МВД СССР в самостоятельное главное управление и подчинить его Совету Министров СССР».

В январе 1954 года во исполнение постановления ЦК КПСС «О серьезных недостатках в работе партийного и государственного аппарата» решили образовать Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР. Чекистское ведомство не стало министерством, а получило второразрядный статус госкомитета. Впрочем, роль и влияние КГБ определялись не его формальным статусом.

Договорились, что оперативные подразделения, которые передадут из МВД в КГБ, сократят на двадцать процентов. Все детали доработала комиссия, которой руководили секретари ЦК Николай Николаевич Шаталин и Михаил Андреевич Суслов. 13 марта появился указ Президиума Верховного Совета об образовании КГБ.

Хрущев хотел поставить во главе КГБ Ивана Александровича Серова, заместителя министра внутренних дел, генерал-полковника и Героя Советского Союза. Когда на Президиуме ЦК обсуждалась его кандидатура, Суслов высказался весьма критически:

– Товарищ Серов должен укреплять партийность. Ретиво выполнял указания Берии. Вызывал секретарей обкомов. Предупредить его. Свысока к парторганам.

Суслов не только помнил Литву, но и выразил настроения партийных секретарей, которые хотели освободиться от чекистского контроля.

Другие члены Президиума ЦК тоже критиковали Серова.

Резко против кандидатуры Серова возражал секретарь ЦК Шаталин – сдержанный и суховатый, он в ЦК по поручению Маленкова ведал кадровыми делами:

– Я не голосовал бы за Серова. В аппарате отзыв плохой. Малопартийный, карьерист, держит нос по ветру. И натаскал трофейного имущества из Германии.

Шаталину недолго оставалось работать в ЦК, на следующий год Хрущев отправит его подальше от Москвы – первым секретарем Приморского крайкома, а в шестидесятом году спровадит на пенсию.

Почему Хрущев настоял на кандидатуре Серова?

Серов в молодости собирался стать кадровым военным. Военная служба ему нравилась. Но из академии приказом Главного политического управления Рабоче-Крестьянской Красной армии его распределили не в войска, а в Народный комиссариат внутренних дел.

Известный писатель Эдуард Анатольевич Хруцкий, зять Серова, рассказывал мне, что все произошло в один день:

– Часть выпускников уже разъехалась в места назначения, а Иван Александрович, который получил назначение на Дальний Восток, задержался на один день. И тут всех, кто не уехал, собрали в зале академии, пришел заместитель наркома обороны и начальник Главпура Лев Захарович Мехлис и сказал: весь выпуск поступает в распоряжение НКВД.

Это был «бериевский призыв»: наркомат укрепляли партийными работниками и военными. Серова принял сам новоиспеченный нарком Берия и в одну минуту решил его судьбу. Серов был майором, и Берия тут же произвел его в майоры госбезопасности.

Никита Сергеевич имел все основания считать Ивана Александровича своим человеком. 2 сентября 1939 года, на следующий