разлад шел от него самого. Мария Андреевна пыталась сгладить все шероховатости, была как всегда заботливой, нежной, понимающей. Гриша сознательно не шел навстречу. Будто пытался ее наказать за непослушание детей, за их равнодушие к его труду. Но сейчас Елисеев вдруг почувствовал, как ему хочется быть рядом с женой, обнять ее, посмеяться вместе над мистической историей и трусом-маклером. Он решил, что непременно вернет мир и любовь в семью, когда вернется домой.

Под вспышки молнии и раскаты грома по карнизам забарабанил дождь. Идеальная ночь для явления потусторонних сил. За дверью послышался скрип паркета. Гриша схватил подсвечник, подкрался к двери и резко распахнул ее. В конце коридора он увидел хромающего в сторону своей комнаты мажордома. Никакого приведения. Гриша разочарованно вернулся в постель. Возможно, предыдущие испуганные гости принимали старика за приведение?

Ночь была очень душной. Дождь кончился, но молнии продолжали рассекать черноту, вызывая громовое ворчание небес. Наконец, Елисеев провалился в дрему. Проснулся среди ночи, весь липкий от пота. Снял рубашку. Подошел к открытому окну. Даже после короткого ливня воздух стоял плотной желейной массой. Ни дуновения. В свете свечи можно было разглядеть идеальный торс Гриши. Занятия парусным и конным спортом не проходили даром. Редко у кого из его ровесников сохранились такие фигуры.

Вдруг дернулось пламя свечи. Значит, где-то сквозняк.

Неожиданно недалеко от комнаты раздалось холодящее кровь завывание. Гриша схватил свечу и бросился из комнаты в поисках призрака. Когда он выскочил на лестницу, то отчетливо увидел во вспышке молнии удаляющуюся наверх фигуру в саване. В эту же секунду сквозняком задуло свечу. Гриша застыл один в ослепляющей темноте, ощущая среди жары лета дыхание могильного холода. Новый раскат грома заставил Елисеева подпрыгнуть от неожиданности и страха.

Вдруг совсем рядом он услышал шорох. От нахлынувшего ужаса Грише казалось, что сердце перестало биться.

Глава V

I

Гриша застыл один в ослепляющей темноте, ощущая среди летнего жара дыхание могильного холода. Новый раскат грома заставил Елисеева подпрыгнуть от неожиданности и страха.

Вдруг совсем рядом он услышал шорох. От нахлынувшего ужаса Грише казалось, что сердце перестало биться.

– Сию минуту, ваше благородие, – проскрипел голос мажордома, сопровождающийся звуком чирканья спичек.

Елисеев едва не поседел, но одновременно он обрадовался голосу живого человека, как никогда в жизни. Через секунду он уже держал горящую свечу, освещая лестницу. Призрака и след простыл.

Гриша вернулся в свою комнату. Слуга пошаркал к себе. Удивительно, но он передвигался без огня, словно кошка, видя в темноте. Говорят, когда страдает один из органов восприятия, другие начинают работать качественнее. Дорогу старику осветил очередной природный электрический разряд.

Остаток ночи прошел без происшествий, но Григорий Григорьевич больше не заснул. Гроза кончилась. Едва дождавшись раннего июльского рассвета, Елисеев помчался наверх, туда, где он видел непонятную фигуру. Гриша внимательно осмотрел мраморный пол лестницы и заметил следы из подсохшей земли. Разве призраки ходят в грязной обуви и оставляют отпечатки ботинок? Не приведение, а грязнуля. Елисеев довольно улыбнулся.

Гриша спустился к завтраку бодрым и радостным.

– Сударь мой, как вам спалось? – экономка явно была удивлена сияющему виду Елисеева. – Евстафий доложил, вы ночью по дому блуждали.

– Не буду отрицать. Хотел с дамой вашей поладить перед оформлением купчей, – Гриша попробовал кофе и незаметно отставил чашку. Напиток сильно кислил, а Гриша привык к дорогим, изысканным сортам. – Но она сбежала, оставив после себя не хрустальную туфельку, а след штиблета вполне мужского размера.

– Ох, как неловко! Я немедленно велю все вымыть…

– Ни в коем случае! Оставьте этот не слишком элегантный привет от нашего приведения до визита квартального, за которым я намереваюсь сходить сразу после завтрака. Надеюсь, вы не возражаете?

– Боже упаси! Приглашайте, кого вздумается. Чувствуйте себя как дома. Однако вызывали уж полицию – все напрасно. И батюшка с кадилом приходил…

– Заверяю вас, теперь дело сдвинется с мертвой точки. А что у вас наверху?

– Ничего особенного. Чердак с разным хламом.

II

Как и обещал, сразу после завтрака Гриша отправился в полицейский участок. Услышав, по какому поводу явился такой важный гость, квартальный разочарованно махнул рукой.

– Знаем мы этот дом, Григорий Григорьевич. Придется вас расстроить – затея эта обречена на провал!

– Ну что же вы, милейший Степан Никифорович, так сразу руки опускаете. Уж поверьте, я в долгу не останусь, – Елисеев многообещающе заулыбался.

– Да я не отказываюсь! Я-то с радостью! Однако гарантировать ничего не могу, – квартальный не мог устоять перед таким важным просителем.

– Только мне нужно, чтобы дом окружили плотным кольцом.

– Будет исполнено! Доверьтесь мне, все сделаем в лучшем виде.

Как только стемнело, дом окружили полицейские.

Гриша с удовольствием командовал операцией. Квартальный не возражал. Ведь если все мероприятие закончится провалом, с него и взятки гладки.

Когда доложили о том, что кольцо вокруг дома сомкнулось, Гриша повел Степана Никифоровича и еще нескольких полицейских на чердак. Двигались тихо, чтобы не спугнуть добычу раньше времени. Посветив на пол, Гриша показал едва заметный отпечаток, оставленный призраком, квартальному. Тот понимающе закивал.

Дошли до чердака. Полицейские резко выбили дверь. Степан Никифорович заорал дурным голосом, чуть не оглушив Гришу.

– Стоять! Стрелять буду!

По чердаку заметались четыре человека.

Воспользовавшись суматохой, один из них открыл потайную дверь в другом конце чердака и выскочил на служебную лестницу. Гриша бросился за ним. Сбежав один пролет, мужчина, услышав за собой шаги, остановился и вытащил нож. Лезвие сверкнуло в свете лампы. Елисеев, сам от себя не ожидая такой стремительной реакции, резко, как заправский каратист, взмахнул ногой и вышиб из рук нападающего холодное оружие, которое со звоном улетело куда-то в темноту. Бандит снова помчался вниз. Но на выходе его уже встречали полицейские, окружившие дом. Неудавшегося беглеца вернули назад на чердак.

Там уже вовсю шел обыск. Нашлась белая простыня с прорезью, игравшая роль савана.

– Да это никак Мишка-Ветер! – увидев четвертого пойманного, обрадовался Степан Никифорович. – От это улов! Что, Михаил, теперь прозвище менять будешь? Мишка-Каторжник или Мишка-Белая-Дама…

Все полицейские загоготали.

– Григорий Григорьевич, вы даже не представляете, какой это успех! Это же грабители, которые держат… держали в страхе пол-Москвы. Никак не могли их словить. А они, голубчики, вот где хоронились, – не унимался квартальный, у которого перед глазами уже мелькали новые чины и медали.

– Вы с какой целью на старушку ужас наводили? – спросил Гриша пойманного бандита.

– Да кому она нужна, – процедил главарь Мишка-Ветер, – место мы это оберегали, чтоб дом не продали или новым жильцам не сдали.

Поймав банду, Елисеев не стал откладывать подписание купчей. Пятого августа